— Ясно. А кто может быть в курсе? С кем она дружила?
— Катя-то? Да ни с кем. Она была, что называется, alone wolf. Одинокая волчица. Так что, сплошной феерией ее жизнь не назовешь.
Турецкий затянулся сигаретой и спросил:
— У нее был настолько тяжелый характер?
— Не то чтобы тяжелый. Я бы сказал, неуживчивый. С ней можно было быть приятелем, но другом… — Актер грустно улыбнулся и медленно покачал головой.
— А в чем выражалась ее неуживчивость? — спросил Турецкий. — Она с кем-то ссорилась? Ругалась? Может, выясняла с кем-то отношения?
— Нет-нет, ничего подобного, — заверил Турецкого актер. — Она всегда была корректна и сдержана. Когда шутили, улыбалась, когда жаловались на жизнь, кивала. Но мыслями она в это время всегда была далеко. Вы читали Герберта Уэллса?
— Кое-что.
— У него есть один забавный рассказ. Там человек просыпается утром и обнаруживает, что видит перед собой берег моря и пальму. Он пытается дотронуться рукой до пальмы, но рука проваливается и натыкается на какую-то вазу, хотя никакой вазы не было видно. Смысл в том, что мужчина по-прежнему был в своей городской квартире, но взгляд его каким-то образом переместился за тысячу миль, на берег моря.
— Действительно, забавно, — сказал Турецкий.
Актер улыбнулся.
— С Катей та же история. Она слушает вас, смотрит на вас, но взгляд ее блуждает далеко отсюда. Она смотрит на вас, а видит перед собой полосу морского прибоя и заходящее солнце. И так всегда. Как видите, дружить с такой девушкой очень нелегко.
— Действительно, — согласился Александр Борисович, пуская дым. — А сколько лет она уже в театре?
— О, много! Мы пришли с ней почти одновременно. Постойте… когда же это было? — Бычихин задумался. — Лет пять… Нет, шесть назад! Катя тогда только-только закончила театральное училище и пришла работать в театр.
— Где она училась? — спросил Турецкий.
— В Ленинграде… То есть, в Петербурге. В ЛГИТМИКе. Слышали про такой?
— Слышал.
Актер протер лицо влажной салфеткой и сказал:
— Вот, в общем-то, и всё, что я о ней знаю.
Переговорив с Фальстафом, Александр Борисович встретился поочередно с принцем Гарри, Готспером, Нортумберлендом, леди Мортимер и трактирщицей мистрис Куикли. Однако все они, вместе взятые, знали о Екатерине Шимановой не больше, чем Фальстаф.
Выходя из театра, Турецкий нос у носу столкнулся с Шимановым.
— Как продвигается расследование? — осведомился тот.
— Нормально.
Турецкий хотел уйти, но Шиманов удержал его, положив руку на плечо.
— Я не хочу, чтобы вы считали меня своим врагом, Александр Борисович, — пробасил он. — Вы играете на моей стороне, поэтому в этом деле мы с вами — коллеги.