— Вот видишь, как интересно, — сказал генерал, — а ты мне все доказывал, что тебе и сообщать-то нам нечего. А я вот могу теперь предположить, что раз этот Никон прислал сюда гонца-квартирьера, значит, это не просто так, значит, наркоторговцы тянут свои грязные лапы сюда, к Москве, и действительно уходят с азиатского тракта… А? Как ты на это смотришь?
— Я, Владимир Андреевич, про тракт ничего сказать не могу, но знаю, что, если эти сюда придут, тут все переменится. Они ведь как муравьи-убийцы — где прошли, там все съедено. Никаких тормозов, никаких законов нету. Представляете, мне этот Кент говорит: знаю, что ты ссученный, знаю, на кого ты работаешь, — и ведь правда знает, сука. Скажи, мол, своему генералу Гуськову, пусть переведет Никона в Москву, в Бутырку… По Никонову следственному делу это можно без проблем. Я ему: никогда, это ж сам Гуськов! А он мне: а что Гуськов, не человек, что ли? Ржет, сволочь такая: мы и Гуськову твоему заплатим, сколько скажет…
Сказал это и замер прислушиваясь — что теперь будет. Хотя он сам все это и придумал, все же, если честно, надежда на то, что генерал клюнет, была не стопроцентная. А ну как начнет сейчас орать: «Ах они сволочи! Да как они даже подумать посмели, что меня, генерал-лейтенанта милиции, можно купить за какие-то деньги, пусть даже и зеленые…». А то еще и выгонит, чего доброго, с позором… Однако опасения его не оправдались.
— Гм! — задумчиво вдруг забарабанил пальцами по столу Гуськов. — Говорит, сколько скажу? А что?! — встрепенулся он, словно решившись на какой-то шаг. — С нас все время требуют: ловите наркоторговцев! Вскрывайте их преступные замыслы, срывайте их операции. А тут вдруг они сами в руки лезут… Ой, что-то тут какая-то лажа! Хотя, может, и нет. Я вот слышал, тракт в Европу смещается. Из Афгана — в Турцию, а оттуда опять же не через Среднюю Азию, не через прикаспийские страны, а через Косово — сперва в Европу, а оттуда уж и к нам, в Россию-матушку… И вот все это произойдет, а мы как слепые… А представляешь, если этот твой Никон будет здесь? Мы ж все про наркоту знать будем!
Он заглатывал! Заглатывал наживку и изо всех сил доказывал и себе и Игорю Кирилловичу, что причина вовсе не в его жадности, а связана исключительно с интересами дела… И Игорь Кириллович тем очевиднее понимал это, чем подробнее генерал мотивировал готовность приложить усилия и перевести Никона в Москву.
— Значит, говоришь, у него там неприятности с губернатором? Да, непросто будет… Вообще-то, тюрьмы — это не наша епархия, это же ГУИН, управление по исполнению наказаний… Но если он еще под следствием… или если есть возможность возбудить здесь новое дело и затребовать его для доследования сюда… — Голова его работала, как компьютер. — Вообще-то вопрос решаемый… только вот сколько за это другие соучастники запросят? Ты сам со своим Кентом говорить будешь? Тогда так… Учись, пацан, как надо жить! Ставишь ему условие… Сто двадцать тысяч наличными, и я ему все делаю в лучшем виде. Перевод, отдельная камера, сервис по высшему разряду. Скажешь: сервис, как у Жоры Могилы, будет, он должен знать… («Как у Жоры» и Игорь Кириллович знал — жил тот в свое время в Бутырке, как в пятизвездочном отеле: еда ресторанная, телевизор, девочки с воли…)