Он покосился на Лену, а она, увидев этот взгляд, вся вдруг словно потянулась к нему, хотя и осталась сидеть на месте. И он как бы враз понял, что все, что он сейчас говорит себе, — все это полуправда, потому что по-настоящему-то боится он в конечном счете вовсе не того, что еще учудит Гуськов. А боится, что, если сейчас возьмет ее с собой да если на складе все обойдется без каких-нибудь серьезных происшествий, — он не удержится, обязательно повезет ее к себе, а это означает только один исход. Но хочет ли он его? Конечно, хочет. Но и знает при этом, что не может поступить с ней так, как поступил бы лет даже десять назад с любой особой женского пола: он не желает причинять ей страданий, не желает обижать ее, а это значит, что, взяв ее сегодня к себе в дом, он возьмет на себя самые серьезные по отношению к ней обязательства; говоря человеческими словами, он должен будет на ней жениться. Не по принуждению, по приказу своей собственной совести — вот ведь какая чепуха на старости-то лет… Впрочем, до старости ему было еще очень, очень далеко, а соблазн был так велик, что он старался сейчас лишний раз на нее не смотреть. «Нет, не возьму», — решил он и тут же, вспомнив ее трепет и ее счастливые глаза, словно против собственной воли, сказал:
— Ладно, поехали. И не переживай ты так, девочка…
И завершил свои терзания решительным выводом: «А, была не была! Чему быть — того не миновать». И чтобы не повредить этой решимости, даже не стал спрашивать ее, что именно ремонтировал мастер, куда он совал свой нос. Только все гадал, изредка словно ненароком касаясь горячей Леночкиной руки: если мастер ставил «жучка», то зачем? Чтобы заранее угадывать его действия? Чтобы подловить его на чем-то? То есть вот то, что его сегодня поджидал этот папарацци, — это было не случайно? Фигня, он мог вовсе и не его ждать, а Гуськова. Может, это был тот самый журналюга, как его… Штернфельд?.. Вообще сейчас наука такая, что можно слушать не только телефонные провода, но и все, что говорится в помещении, где стоит «жучок». Вот сволочи! То есть он едет, а кто-то уже знает и с кем он едет, и куда, и зачем. Да, крепко его обкладывают. И не удержался, опять пропел вполголоса: «Обложили, гады, обложили…»
Он позвонил заведующему складами фирмы еще раз — узнать, как у него там дела.
— Игорь Кириллович! — как-то очень уж взволнованно пискнул заведующий. — Тут какие-то люди наш товар выгружают!.. — И замолк.
— Что за люди? — не понял Игорь Кириллович. — Как это разгружают?!
— Они говорят, что вы все знаете! А я, конечно, хотел бы проверить, знаете вы или нет. Они у меня, если честно, доверия никак не вызывают… — И тут же в трубке послышались какие-то странные звуки, какая-то возня, — как будто кто-то с кем-то боролся, как будто кто-то пытался завладеть трубкой: хриплое дыхание, вскрики, в которых слышались боль и ужас.