— Не у времени, а у людей, которые уверяют, что именно они это время и олицетворяют. Вот как! — поправила Галочка.
Гордеев даже слегка опешил.
— Э-э, мадам, да ведь с вами, оказывается, есть о чем поговорить… лежа-то в мягкой постели?
— Как ты говоришь, а то!
— Это не я, — ревниво заметил Гордеев, — это Турецкий. А вот его цитировать в моем присутствии тебе совсем необязательно. У него и без тебя достаточно апологетов… женского пола.
— Ах ты, собственник! — почти взвизгнула она и кинулась к нему на шею. — Уж и глядеть по сторонам запрещает! — Халат распахнулся и соскользнул на пол.
Гордеев подержал ее в руках, чуть отстранил, оглядел весьма выразительным и заинтересованным взглядом и вздохнул — тяжко и протяжно:
— Нет… Этак мы никогда в гости не попадем. — Отпустил и добавил: — Но ты поторопись, пожалуйста, давай уж без чая обойдемся, черт с ним. Я оставлю ключи. Как оденешься, захлопни дверь и замок — на два поворота. Спускайся, а я пока машину погрею. Да и погляжу, чтобы этот псих не вздумал вдруг слежку за нами устраивать, с него станется. Как говорит все тот же Сан Борисыч, озверевший фраер страшнее бешеной собаки.
А вот об этом — мелькнула мысль у Галочки — она совсем и не подумала. И зря. Здесь хоть и Москва, а глаз да ушей, поди, не меньше, чем в том же Белоярске, где каждый твой шаг словно просвечивается, а после, при нужде, выставляется на экране — для всеобщего обозрения.
Может, еще и этим обстоятельством объясняется ее сегодняшний взрыв, поразивший даже ее самое: вдруг ощутила свободу? Отвязалась, как та Жучка у строгой хозяйки? Впрочем, вот так думать как раз и не хотелось бы…
Что за праздник придумали себе Турецкий с Грязновым, Гордеев не знал, да и вряд ли бы угадал, если бы даже и хотел. Но любой праздник требовал как бы личного взноса. Юрий Петрович прикинул, не слишком ли расшиковался на аванс, выданный ему по доверенности Женькой Елисеевым, и решил, что вполне может сделать ход бутылкой хорошего коньяка. Выглядеть мелочным в глазах прекрасной дамы ему совсем не хотелось.
На Енисейской улице, в районе Грязнова-старшего, ему был ведом один приличный магазин, где точно не подсунули бы вместо коньяка какую-нибудь отраву. Кажется, именно здесь и сам Вячеслав Иванович имел обыкновение отовариваться. Или, по выражению Дениса, загружаться.
Когда вошли в магазин — Галочка тоже пожелала присутствовать при выборе напитка, — Гордеев заметил, что, несмотря на вечернее время, магазин вовсе не был пуст. И мало того, буквально все мужики, словно по команде, обернулись в их сторону. Видно, оно и в самом деле так, если даже для Москвы, привыкшей ко всему, в том числе и к обилию эффектных женщин, вошедшая в магазин Галя — в коротком тулупчике с белым мехом и такой же шапочке, кокетливо сдвинутой набок, длинноногая, стройная — показалась созданием неземным, удивительным и… возбуждающим. В странно возникшей на какое-то время тишине только цокали тонкие каблучки модных ее сапожек да слышалось чье-то неровное дыхание.