Потом, кажется, с ним снова мягко беседовал Ветров, а после опять жестоко бил Кравец. Он терял сознание, казалось, что мучения длятся вечно. Но вдруг они прекратились, и Султан обнаружил, что лежит в своей одиночке на полу и руки его свободны от наручников. Он с трудом сел, словно на молитве провел ладонями по лицу и — странное дело! — не ощутил никакой боли. А вот тело словно побывало под гусеницами трактора — ни одного, казалось, живого места. Вспомнил: по лицу не били, на лице все видно, а что внутри — кто станет смотреть?…
В этот вечер капитаны расстались у входа в гостиницу. Кравец все еще находился под впечатлением не принесшего ощутимых результатов допроса. Ветров же, не принимавший участия в прессовке, был спокоен: он знал, что все еще впереди. Дозреет клиент. Никуда не денется. Если только, не дай бог, кто-нибудь не помешает. Но сейчас он видел, что Николаю нужна разрядка. Он и сказал:
— Давай, Колюня, я тебе сегодня мешать не буду, оторвись маленько, скинь стресс. А я, пожалуй, так и быть, навещу одну большую девушку. Сейчас звякну ей из администраторской и поеду.
Кравец не заставил себя упрашивать. Здесь же, в холле, подозвал парочку уже знакомых ему бойких девиц и повел их в номер. А Ветров, дозвонившись и выяснив адрес, вышел к площади и остановил первого же частника. Назвал ему адрес и через пять минут был на месте.
Анастасия Никоновна встретила его в абсолютной боевой готовности. Но оказалась не живодеркой, а вполне добросовестной хозяйкой, то есть отправила в душ, дала непомерной ширины халат, накормила вкусным ужином, после чего крепко, почти по-матерински, прижала к своей горячей груди и уже не отпускала до самого утра. Да он и не пытался вырваться. Зачем? Она так старалась, что и он невольно заражался ее страстью, а уютная обстановка квартиры придавала их бурным любовным игрищам загадочную пикантность. Нет, здесь совсем неплохо, думал Ветров, вспоминая, что, когда покидал вместе с Кравцом следственный изолятор, меньше всего думал об этой трепетной подруге, жаждущей бурных и бесконечных ласк. А подумал он о ней исключительно для того, чтобы отвлечь мысли от упертого дагестанца. Все-таки очень утомительно вышибать из упрямца нужные тебе показания! Да ладно бы — вышибать, а то ведь наоборот, надо играть совсем другую роль. Кольке полегче в этом смысле, хотя и у него тоже, конечно, кулаки не железные…
Он в самом деле устал — и от необходимости сдерживать злость и жажду врезать промеж глаз, а теперь еще и от беспрерывных стараний одуревшей от внезапного подарка Анастасии. А вот показать бы ей, чем приходится заниматься, хоть на минутку, предъявить того Бецоева, которого уволакивали в камеру, поди, в обморок бы грохнулась, чувствительная ты моя…