Они увидели Бецоева именно таким, каким и предполагали увидеть — несчастного, смятого морально, еле передвигающего ноги, с черными подглазьями и безвольно висящими сзади скованными руками.
Он прошаркал к ненавистному табурету, с заметным ужасом опустился на него. И тут конвоир впервые за время допросов, по указанию Ветрова, сидящего за столом, снял наручники и вышел за дверь. Кравец расхаживал вдоль стены, разминая пальцы. Время от времени похлопывал кулаком в ладонь, словно примеряясь.
— У вас вид нехороший, — заботливо сказал Ветров. — Как вы себя чувствуете, Султан Абдурахманович? Может, врача позвать?
Султан не поднимал головы.
— Он плохо слышит, — сказал Кравец, продолжая ударять кулаком по ладони. — Со слухом проблемы.
— Не надо, — поморщился недовольно Ветров, — все он прекрасно слышит. И понимает. Пришло время, — вздохнул он, — надо принимать окончательное решение, Бецоев. Либо вы идете нам навстречу, либо происшествие в камере, где вы были участником, — так? — становится достоянием всей этой тюрьмы. И может много ухудшить ваше положение в будущем.
Все развивалось именно так, как рассуждали в камере. Теперь, понимал Султан, надо сдаться. Испугаться и сдаться. Но как? Вчера Мурад подсказал: ничто, говорит, так не действует успокаивающе на следака, как искренние слезы заключенного. Ничему не верит, а им верит. Но, как назло, не умел плакать Султан, ибо знал, что не мужское это дело. Стыдно! Тогда он поднес дрожащие ладони к лицу, обильно смочил подушечки слюной и размазал по глазам. Они стали красными и мокрыми, вполне достаточно.
— Нэ нада… — с сильным акцентом, всхлипывающим голосом, с трудом произнес Султан. Хоть и очень противно ему это было.
— Ах, ему «нэ нада»! — тут же передразнил Кравец, подходя ближе. — А что ему «нада»? Может, он осознал свою неправоту? Может, он понял, что запираться бесполезно? Так вот же протокол дознания! Пусть читает и подписывает. Вот тогда и будет это — «нэ нада»! Я прав, товарищ капитан?
— К сожалению, правы… — с печалью в голосе ответил Ветров. — Вы готовы, Султан Абдурахманович? И не надо рыдать, вы ж все равно остались мужчиной, верно? — Он двусмысленно ухмыльнулся. — А с кем не бывает? Мало ли! И вовсе нет нужды объяснять всякому постороннему, что тебя заставили ночевать возле параши. Я так рассуждаю?
Султан кивнул, стараясь не глядеть в глаза мучителей.
— Ну и прекрасно, значит, мы с вами наконец смогли договориться. Вы в принципе давно усвоили, о чем идет речь, не возражаете?… — Ветров победоносно взглянул на Кравца — мол, а я что тебе говорил? — и продолжил: — Не считаете больше нужным возражать против предоставленных вам следствием улик и глубоко раскаиваетесь в содеянном. Верно?