Легальная его работа — охрана поставок плодоовощной ну и прочей пищевой продукции в Центр России из стран Закавказья — Азербайджана и Грузии. Его частное охранное предприятие имеет соответствующую лицензию, которую он сумел получить с помощью представителей своих регионов в Государственной думе и Совете Федерации. Официально — чист и непорочен.
Яковлев, слушавший допрос Ахмеда, который проводили в комнате для опознаний, оборудованной специальным окном, за которым мог скрывать свое лицо свидетель, не желавший, чтобы его видел преступник, внимательно наблюдал за поведением Датоева. И после звонка Голованова, как бы подсказавшего ему новое решение, вызвал к себе одного из допрашивающих, чтобы дать ему дополнительные инструкции.
Оперативник вернулся в комнату и стал с показной нарочитостью шептать что-то на ухо своему напарнику, который вел протокол. Тот откровенно удивился, даже изумился, потом посмотрел с сожалением на Ахмеда, хмыкнул и сказал:
— Ну вот и доигрался, козел! Адвокат этот… как его? Грин… чего?
— Гринштейн, говорю, — брезгливо отозвался вернувшийся напарник.
— Ага, вот и я о нем… Наложил полные портки и раскололся, блин, в одну минуту! И твоего Сана-кеева этого, Мурада Абдулатиповича, да, Федя?…
Второй, хмыкнув, кивнул.
— И тебя — туда же. Обоих вас заложил за милую душу! Оно и правильно, своя задница дороже!
Ахмед видел, что обоим ментам стало весело. И в голове у него начало что-то путаться. Нахмурился, глаза напряглись и гневно перебегали с одного мента на другого. А те переглядывались, будто все для себя уже окончательно решили. И от этого их веселого спокойствия Датоев почувствовал себя очень неуютно, скверно почувствовал, будто образовалось у него под ногами что-то вроде оползня, когда под тобой земля вдруг сама по себе приходит в движение и непонятно куда ползет. Гнев его достиг уже точки кипения, и если бы не руки, скованные за спиной наручниками, которые эти собаки не захотели с него снять, и теперь они очень больно впивались в натертые железом запястья, то он не выдержал бы, кинулся на них…
Изволив заметить наконец его гнев, тот, кто допрашивал и записывал ответы в протокол, пояснил:
— Адвокат уже тут, привезли его, и мы тебя ему скоро предъявим на опознание. А за Мурадкой твоим гребаным ребятки тоже поехали. А ну-ка, давай теперь на сообразительность! Куда поехали? В Ногинск или в Электросталь? Зарабатывай очки!.. Не хочешь? Ну и хрен с тобой. Адвокат адрес указал точный. И, кстати, назвал тебя исполнителем и в деле Полковникова, которого ты застрелил из своего «макарова» возле подъезда его дома, — это уже и экспертиза оружия показала, и в деле Лобовича, в машину которого ты заложил бомбочку. Точно такую же, какую наш человек обезвредил в посылке, что ты оставил на Фрунзенской. Женщину с ребенком, поганец сучий, не пожалел! Ну ничего, жди теперь скорой встречи со своим Аллахом, да только вряд ли теперь дождешься! — Опера переглянулись и захохотали. — Мы тебя сегодня кинем в камеру к «славянам» и расскажем им, какое ты говно. До завтра не доживешь, поэтому и на пожизненное можешь больше не рассчитывать! Задавят тебя «славяне», удавку на горло накинут, и весь твой боевой дух покинет тебя через жопу! А засранцев — тебе разве не говорили? — Аллах не принимает! Не-а!