— Нет, никого, кроме нас с Антоном, здесь нет.
— Ну сами и заканчивайте. Я сейчас к вам Поремского пришлю…
И никто, даже Клавдия, не знали о том, что в этот момент на столе у Меркулова лежал лист бумаги, на котором было уже написано:
«Генеральному прокурору Российской Федерации… От заместителя генерального прокурора по следствию Меркулова К. Д. Заявление». Два телефонных звонка остановили твердую Костину руку…
Закончив разговор с Меркуловым, Турецкий отключился. Но тут же раздался телефонный звонок. Это был Щеткин. Он интересовался, этот герой дня…
Ну, Турецкий рассказал. Сообщил и тот о Колокатове. Потом трубку взял Антон. Александр Борисович в третий — или в четвертый? — раз рассказал о Грозове, потом передал трубку Васе. И тот стал кричать папе, что он совсем не испугался, а они еще в интернате играли в заложников, и поэтому он… и так далее, и тому подобное.
— Вывези меня на свежий воздух, — попросил Турецкий жену. И добавил с хвастливой интонацией: — А ты заметила, Ирка, что на ноги-то я встал?! И если б он не сбил меня с ног, еще неизвестно…
— Хвастунишка ты, — почему-то печально ответила супруга. И заторопилась, увидев укор в его глазах: — Нет, нет, конечно! И это замечательно, мой дорогой!
Ирина послушно катила его к выходу. Съехали в парк по пандусу, остановились. Александр Борисович притянул ее к себе и посадил на колени, обнял. И тут она зарыдала. Долго крепилась…
Очень интересным ему показался ее вопрос, заданный между всхлипами:
— Кто я?… Скажи, Шурик? Ну кто я тебе? Почему все так?…
— Кто ты? — Он, пожалуй, не удивился бы, ибо и сам нередко задавал себе этот вопрос в последнее время, но плакать-то зачем? — Во-первых, ты — балда, что нехорошо. Но, во-вторых, ты — моя любимая жена, что, напротив, очень хорошо. Впрочем, первое и второе легко поменять местами… А ты не заметила, какой сегодня безумно длинный день?
На этом всхлипы немедленно прекратились. Но с колен его она не поднялась…