На самом деле нелегкий разговор с преподавателями для Плетневых закончился как раз в тот момент, когда синий «пежо» Александра Борисовича затормозил напротив школьных ворот. Столь удачно подъехавший Турецкий опустил водительское стекло и в итоге получил возможность не только лицезреть, но и слышать потуги Антона завоевать макаренковские высоты.
Оба — отец и сын — выглядели так, словно только что вышли из бани, забыв причесаться и наспех натянув одежду, и это было так забавно, что даже злившийся на оперативника Турецкий слегка улыбнулся.
— Он тебя слабее, ты это понимаешь? — Антон остановился на крыльце, бесцеремонно тормознув своего отпрыска и пытаясь заглянуть ему в раскрасневшуюся, сердитую физиономию. — Он же тебя на целую голову ниже, он даже сдачи тебе дать не может!
— Он хотел… — буркнул Василий.
— Тем более… Видишь, защищался по-честному, а ты? Ты-то его сильнее, почему тогда стал его бить?
Плетнев-младший молча опустил голову, но Александр Борисович видел, что выражение лица у мальчишки по-прежнему оставалось упрямым.
— Нипочему! — буркнул он. — Просто так, захотелось…
— Захотелось, да? — Вся фигура Антона выражала крайнюю степень растерянности, что говорить дальше, он явно не имел ни малейшего представления.
Турецкий решил, что самое время вмешаться в ситуацию, и поспешно выбрался из машины.
— Привет, господа Плетневы, — подал он голос, подходя к воротам.
— А? — Антон слегка вздрогнул и поглядел в его сторону. — Привет, Саш… — он снова покосился на сына и добавил: — Сейчас Василий подумает и, вероятно, тоже с тобой поздоровается.
— Здрасте, дядь Саш… — пробормотал тот, но голову наконец поднял, вероятно углядев в Турецком возможного избавителя от отцовских нотаций. А Плетнев-старший внезапно оживился:
— Вась, вот смотри. Если тебе хочется побить кого-нибудь просто так, то почему бы тебе дядю Сашу не ударить?
Александр Борисович перехватил просительный взгляд Антона и едва заметно кивнул тому.
— Или ты, может, боишься того, кто тебя сильнее? — продолжал Плетнев напирать на трудновоспитуемого потомка.
— Ничего я не боюсь, — хмуро буркнул Васька. — Это все понарошку, методы воспитания. Если я сейчас его ударю, он мне не ответит, а ты скажешь: потому что нельзя бить слабого.
Он с откровенным презрением посмотрел вначале на отца, а потом на тоже моментально растерявшегося от такой недетской проницательности Турецкого и отвернулся. Надо сказать, что Александр Борисович сориентировался в ситуации быстрее.
— Вот и хорошо, что ты это знаешь, — заявил он. И хотя в ответ ожидалось им как минимум молчание, а как максимум хотя бы что-нибудь не слишком изобличающее растерянность обоих мужчин перед юным нахалом, Турецкий вслед за Антоном радостно вздрогнул, когда за его спиной раздался голос его жены: