В моей комнате зазвонил телефон. Голос Валкана был размерен и спокоен.
— Ресторан «Варшаву» знаешь?
— На Сталин-аллее, — сказал я; это было хорошо известное заведение, куда часто заглядывали торговцы информацией.
— Теперь она называется Карл-Маркс-аллее, — сардонически заметил Валкан. — Поставь машину на стоянку напротив так, чтобы она смотрела на запад. Я буду там в девять двадцать. Идет?
— Идет, — сказал я.
От отеля «Хилтон» я проехал вдоль канала до станции метро «Халлешестор», а затем повернул на север к Фридрихштрассе. До контрольно-пропускного пункта отсюда всего несколько кварталов. Американскому солдату я предъявил паспорт, а западногерманскому полицейскому — страховое свидетельство, потом на малой скорости переехал через трамвайные пути Циммерштрассе, за которыми начинался мир, где слово «коммунист» не является ругательством.
Вечер был теплый. В освещенной неоновым светом комнате контрольно-пропускного пункта сидело не менее двадцати человек, на столах были аккуратно разложены стопки брошюр и буклетов с названиями типа «Наука ГДР на службе мира», «Искусство для народа» и «Историческая роль ГДР и будущее Германии».
— Герр Дорф. — Очень молодой полицейский листал мой паспорт. — Сколько денег у вас с собой?
Я выложил на стол несколько западногерманских марок и английских фунтов. Он пересчитал их и поставил штамп на мои бумаги.
— Есть у вас фотоаппарат или транзистор?
Юноша в кожаной куртке с надписью «Родезия», стоявший в другом конце коридора, крикнул:
— Сколько мне еще ждать?
Я слышал, как полицейский ответил ему:
— Придется подождать своей очереди, сэр. Мы вас сюда не приглашали.
— Только радио в машине, — сказал я.
Кивнув, полицейский пояснил:
— Мы не позволяем провозить только восточногерманскую валюту. — Он вернул мне паспорт, улыбнулся и отдал честь. Я пересек длинную комнату. Родезиец, приговаривая: «Я знаю свои права», стучал по барьеру, остальные молча смотрели прямо перед собой.
Я сел в машину. Обогнул несколько бетонных глыб, восточно-немецкий полицейский бросил взгляд на мой паспорт, и солдат поднял красно-белый шлагбаум. Я въехал в Восточный Берлин. У станции метро «Фридрихштрассе» толпилось много народа. Люди возвращались с работы, ехали на работу, просто болтались без дела. Я свернул на Унтер-ден-Линден — липы стали одними из первых жертв нацистов: от старого здания канцелярии Бисмарка остались только живописные руины, напротив которых стояло мемориальное здание, где двое караульных в зеленой форме и белых перчатках маршировали гусиным шагом, словно ожидая возвращения Бисмарка. Я объехал вокруг белой пустыни Маркс-Энгельсплац и около большого, облицованного бетонными плитами универмага на Александерплац свернул на улицу, которая вела к Карл-Маркс-аллее. Узнав по описанию стоянку машин, я припарковался. Карл-Маркс-аллее ничуть не изменилась с того времени, когда она называлась Сталин-аллее. Мили жилых домов и государственных предприятий, размещенных в семиэтажных домах русского типа, тротуары десятиметровой ширины, зеленые лужайки и велосипедные дорожки.