Девушка спрыгнула с кровати и помчалась в зал к телефону.
— Аленка, ты куда пропала? Почему не звонишь?
— Так получилась, — замялась Аленка. — Я только сегодня приехала из Крыма.
— Это еще что за новости? Ты же собиралась с Мишкой на Казантип.
— Нет! Казантипом я сыта. И Мишкой тоже. Словом… Я выхожу замуж…
— За Мишку?
— Нет. За Бориса. Ты его не знаешь. С ним мы познакомились месяц назад…
— И сразу в Крым? А как же Мишка?
— Ничего. Переживет. Какие его годы? Подробности при встрече. Пока!
Катя положила трубку на место и пожала плечами.
— Ну что, отыскалась твоя Алена? — улыбнулась мама.
— Оказывается, она была в Крыму с каким-то Борисом. Собралась за него замуж! Во дает! Мужиками крутит, как хочет.
— Вот тебе и на! — всплеснула руками мама. — И это после года супружеской жизни.
— Ну какая супружеская жизнь, мама? Во-первых, они были не расписаны, а во-вторых, ну какой из Мишки муж? Это типичный валенок! Она и не любила его никогда.
— А этого, нового, возлюбила, что ли? — скептично покачала головой мама.
— Никого она не любила, кроме своей Стрелки…
Он действительно выглядел несколько мрачновато, этот Георгий Кузнецов — лучший питерский мастер по восковым фигурам. На вид ему было около пятидесяти, хотя по паспорту — сорок два. Черные густые волосы с сединой, сильно выступающее надлобье, темные колючие глаза, под ними огромные мешки, тонкие губы, рябое лицо, лишенное какой-либо краски. Одет он был в старый отвислый джемпер весьма неопределенного цвета и замызганные черные штаны. На ногах — дырявые тапочки.
Обстановка в его мастерской тоже была лишена радужных тонов. Грязные полы с застывшими каплями воска, гипсовая крошка на столах, кастрюльки, чайнички, электроплитки — какой-то хлам по углам. На холодильнике — клетка с попугаем, в аквариуме — колумбийская лягушка, на покрытом клеенкой столе — картонный домик. Рядом два блюдца: с водой и перловой крупой. В домике кто-то шебаршился, а позже из него выползли две белые крысы.
Рядом со столом стоял диван, застеленный грязным прожженным покрывалом. Потолки были желтые, стены ободранные, окна зашторенные. Одну стену полностью закрывал стеллаж с книгами.
Кузнецов усадил следователя в кресло за маленьким журнальным столиком и достал из холодильника две бутылки «Балтики».
— Мой дед был колдуном, — улыбнулся половинкой рта Кузнецов. — Поэтому если рядом что-то будет происходить — не обращайте внимания. Это дед.
В ту же минуту с верхней полки ни с того ни с сего слетела на пол довольно увесистая книга, которая громко шлепнулась о линолеум. Карасев вздрогнул. А Кузнецов поднял палец.