— Наверное, за вид, — усмехнулся Карасев, глядя в изумленные глаза художника. — Шучу, Федор Ильич. За что его убили, я как раз и пытаюсь выяснить.
— Понятно, за что, — покачал головой художник. — Еще обжулил кого-то с телефоном. Не все же такие великодушные, как я.
Карасев поднялся с места и стал прощаться с хозяином мастерской.
— Что ж, всего вам доброго, Тарас Александрович, — подал руку Федор Ильич. — Вы мне принесли неожиданную весть. Я даже в растерянности. Словом, с меня причитается.
— Кстати, — тормознул у дверей Карасев, остановив взгляд на сигнализационном приборе в его крохотной прихожей, — вы разбираетесь в сигнализации?
— Кому, как не мне, разбираться! — с гордостью ответил Сафронов. — Я пять лет проработал электромонтером во вневедомственной охране.
Карасев внимательно посмотрел ему в глаза, и художник почему-то смутился.
— Хотя это было давно. Кое-что, конечно, уже подзабыл…
Ближе к полуночи позвонила Аленка.
— Катька, я у тебя перекантуюсь. Можно?
— Подходи! А в чем дело?
— Прибегу — расскажу.
Аленка бросила трубку. Из спальни выплыла мама.
— Это опять она?
— Кто же еще? Сейчас придет с ночевой.
Мама всплеснула руками.
— До чего безалаберная девка! Все у нее не вовремя. А у тебя завтра экзамен.
— Не волнуйся, сдам…
Вскоре раздался звонок. Пришла Аленка, запыхавшаяся, пунцовая, с ног до головы в снегу, будто ее валяли.
— Что там у тебя, рассказывай! — с порога начала Катя, отыскивая ей тапочки.
— Ну их к черту, эти разборки! Они у меня вот уже где сидят! — провела Аленка ладонью по горлу. — Мишка воду баламутит! Все никак не успокоится, что я его бросила. Мишка со своим дружком Алехой подстерегли вчера Борьку у подъезда и отделали арматурой. Борька сегодня сбегал за своим брательником Генкой, и только что они дрались во дворе двое на двое. Алеха пырнул Генку ножом в живот. Ну не псих ли?
— Насмерть? — ужаснулась Катя.
— Не знаю. Только что увезли его на «скорой помощи». Весь двор в крови…
Из спальни вышла мама, покачала головой и вздохнула:
— Как же ты такое допустила?
— А что я могу сделать? — выкатила глазища Аленка. — Сама, что ли, под нож полезу?
— Тебе нужно было поговорить с Мишей по-хорошему. Сказать: «Ты уж извини, но сердце мое принадлежит другому».
Катя отмахнулась от матери, взяла подружку за руку и потащила в свою комнату.
Там Аленка отдышалась и сказала:
— Видеть не могу обоих.
— И Бориса?
— А его в первую очередь. Он, конечно, красавец мужчина, но такой зануда…
— Как же ты так? — укоризненно покачала головой Катя. — Он же пострадал за тебя.
— Во-первых, не он пострадал, а его брат, а во-вторых, нечего впутывать в свои дела посторонних. А в-третьих, я в нем очень разочаровалась.