Донос мертвеца (Прозоров) - страница 103

* * *

Кованая рать широкой рысью вылетела из-за излучины и, перейдя на шаг, приблизилась к пожарищу.

Множество толстых балок еще продолжало тлеть, выпуская к небу тонкие дымные струйки, от земли шел ясно ощутимый жар. Однако, несмотря на это, в пропекшейся земле ковырялись несколько мужчин.

— Ты ли это, Илья Анисимович? — подъехал ближе опричник и спрыгнул с коня.

— Здрав будь, Семен Прокофьевич, — кивнул, тяжело дыша, купец.

— Откуда смага пришла?

— Ливонцы запустили, Семен Прокофьевич, — ответил Баженов, — От Яма по реке пришли.

Он снова вернулся к работе, вместе с другими мужиками разрыхляя топором землю, а потом выгребая ее наружу.

— Что вы там роете? — не сдержал любопытства Зализа.

— Матрена… — не переставая рыть, ответил купец. — В схрон я ее посадил. Побоялся на прорыв сквозь ливонцев тащить, да еще в лесу с нею бегать. Здесь оставил. Кто же знал, что жечь-то станут?!

— Здесь, Илья Анисимович, — крикнул один из мужиков, и все ринулись к нему.

В несколько мгновений раскидали землю, приподняли толстые доски…

— Марьяна! Марьяна, цела?

В ответ из темной могилы послышался жалобный скулеж.

— Марьяна, — лег на край ямы Баженов. — Марьяна, руку дай!

Он поднатужился, вставая сперва на четвереньки, а потом и вовсе выпрямляясь, вытянул женщину наверх и тут же крепко обнял:

— Слава Богу! Спас, уберег.

— Не нужно ли чего, Илья Анисимович? — спросил опричник.

— Ничего, Семен Прокофьевич, — оторвался от своей благоверной купец, и Зализа увидел светящееся в его глазах счастье. — Все хорошо. Жена цела, казна цела, ладья цела. А дом… Что дом? Дня за три новый поставим…

Тут Баженов запнулся, начиная понимать, что сболтнул лишнее, и торопливо добавил:

— Товара вот только сгорело много, пограбили сильно…

Он снова запнулся, глядя на улыбающегося Зализу.

— Да перестань, Илья Анисимович, ни к чему это. Не солидно. По государеву уложению, коли от набега дом сгорел, от всякого тягла и выплат на три года освобождение идет. Дом сгорел, я вижу. Так что, стройся с чистой совестью, Илья Анисимович, на три года тебе отдушина станется.

Зализа не видел для себя ничего страшного, если отписать в Москву правду о причиненном ливонскими орденцами разорении. Как-никак, а главный их отряд он уже разгромил, обложение с Гдова снял. Выгнал чужаков за пределы русские. А войны без разора не бывает, тут скрывать нечего.

— Спасибо, Семен Прокофьевич, — поклонился купец.

— Не меня, государя благодари, — покачал головой опричник. — Ливонцы давно ушли?

— Вчерась. Дом токмо сильно горел, не подойти было.

— Это хорошо, — кивнул Зализа. — Стало быть, завтра нагоним.