Объезжая поместье, братья заодно осмотрели угодья и под Варламовскую усадьбу выбрали холмик невысокий, с пологими склонами — зато всего в трех сотнях саженей от Оскола, уже слившегося в этом месте с Бабьим рвом. Вдобавок, по вершине холма шелестела дубовая роща, под корнями которой прели застарелые листья — а значит, половодье не доходило сюда уже несколько лет.
— Ну, с Богом! — Ради такого случая Варлам скинул свой панцирь и сам взял в руки топор. Он же, перекрестившись, первым нанес удар по толстому и кряжистому, многовековому стволу растущего крайним дуба.
Следом, помолившись, взялись за топоры остальные братья и приехавшие с боярами смерды. Дуб, конечно, куда хуже поддавался топору, нежели стройные северные сосны — но сталь все равно оказалась прочнее, и к вечеру густая красивая роща полностью полегла на землю, освободив вершину холма новым обитателям.
Женщины тем временем были разосланы во все стороны со строгим наказом разыскать глину и как можно больше камней, и следующим утром мужчины разделились: большинство остались рубить ветви и распускать самые толстые стволы на доски, а часть поехали на телегах собирать обнаруженные накануне валуны.
Юля тоже внесла свою лепту, приведя вечно лохматого белобрысого Ероху — паренька лет восемнадцати, отправившегося на новые земли вместе с такой же молодой, но черноволосой Мелитинией, к впадающему в Оскол ручейку, журчащему как раз по гладко отмытым булыжникам.
Каждый, словно на подбор — примерно пуд весом, слегка приплюснутый, блестящий. За пару часов смерд перетаскал три десятка камней на телегу, после чего они отправились назад.
Над холмом поднимался сизый сырой дым: храмцовские ратники выжигали толстые корни и многообхватные пни.
После полудня отобедали густой пшенной кашей с прихваченным еще из Северной Пустоши салом, но потом незнакомый Юле молодой кузнец, которым так гордились бояре, прямо на горячей земле начал класть первую печь, подбирая валуны по размерам — так, чтобы мелкие камушки заполняли щели между крупными, а потом щедро обмазывая их глиной. Одновременно вокруг него, под присмотром Варлама, смерды начали поднимать стены из отобранных дубков примерно в локоть толщиной.
— Кощунство какое, — не удержался от реплики Григорий, помогая поднимать на холм бревно. — Из дуба стены рубить!
Немного в стороне от дома братья Анастасий и Сергей самолично ставили навес на высоких столбах — для сена. Рядом двое смердов рубили навес низкий, но вытянутый — лошадям. К вечеру усадьба начала приобретать очертания будущего жилья: два навеса оставалось только прикрыть дранкой, стены широкого дома поднялись на четыре венца, над которыми проглядывала пока еще беструбная печь.