Вновь послышался стон.
Басманов скрипнул зубами и хватил себя по колену кулаком:
— Да унесите вы его отсюда, мочи нет слушать! К коновалу его, к тому, что стрельцу кишки вправлял. Скажите — если хоть одно око вернет Гришке — озолочу!
Вскоре на улицу вывели несчастного, лицо которого было обмотано скатертью. Он махал перед собой руками, будто дрался с призраками.
Явились начальственные люди Ивангорода, встревоженные переполохом в княжьем доме. Басманов вкратце пересказал им историю с Ярославом, показав зеркальце.
— Отпускайте моего человека из острога, — наказал он. — За увечье стрельца вира с меня будет.
— Не будет ему виры, — встрял полковой начальник стрельца, — поди сам задирался первый, знаю я его.
— Брось, — фыркнул на него лесным котом Басманов. — Сам не сам — а семья кормильца лишилась, куда он такой сшитый-перешитый?
Пока обсуждалась вира, появился Ярослав. Ему быстро пересказали все происшедшее ночью.
— Что делается? — спросил он в сердцах у Аники. — Травят князя, что дикого зверя!
— Знают, шельмы, кого бояться, — заметил Козодой.
— Разговорились тут, — проворчал Басманов. — А ну, давайте сюда ведьму! А ты, Ярослав, уйди.
— Отчего же? — возмутился выпущенный из плена засечник.
— Уйди, говорю. — Тяжелый взгляд Басманова не мог выдержать даже Ярослав, и опустил глаза. — Сходи к коновалу, про Гришаню прознай.
Понимая, что спорить бесполезно, Ярослав ушел, недовольно крутя головой.
Ввели пленницу. Шла она сама, гордо откинув голову. Козодой едва сдержался, чтобы не выругаться вслух, да и остальным сделалось не очень уютно. Странным, нелепым и отвратным зрелищем являлась полонянка.
Фигура ладная, почти девичья, сморщенный лик, выдающий весьма почтенный возраст, седые патлы и рана на макушке, из которой сочилась сукровица прямо на левый глаз…
Басманов заговорил с ней на германском наречии. Женщина сначала отрицательно замотала головой, потом ответила. Голос у нее был похож на вороний, резкий и неприятный. Потом вдруг перешла на русский.
— Я старая больная женщина, вдова плотогонщи-ка Фрица с хутора у излучины, вам всякий скажет. Почему набросились на меня четверо русских мужиков, избили и приволокли сюда — не ведаю. Стану жаловаться воеводе здешнему на притеснения.
— А почему в мужском платье? — спросил Басманов, брезгливо разглядывая пленницу.
— Сеть выбирала в лодку. Свалилась в Нарову, промокла. Не замерзать же — вот и одела то, что подвернулось.
— А немчура, что с тобой в доме балакала, откуда взялась? Или то был сам почтенный Фриц с хутора у излучины, да деверь его?
— Какая немчура? — безмятежно поинтересовалась старуха, моргая глазом, на который набежала новая струйка крови. — Ворвались, дали по голове, дом спалили. А кто там еще привиделся вам, не ведаю.