— Но при чем тут мои сны?
— What a fool you are, Игорь! Я же тебе объясняю, что мы видим ту картинку, которую рисует мозг! И если в организме происходят явления, которые требуют от тебя конкретных мыслей, желаний и реакций, то мозг не будет посылать тебе факс или звонить по телефону! Он даст тебе картинку! И ты, по своим ощущениям, окажешься в другом мире! Понял, авеструх тупорылый?
— То есть, это все-таки сон?
— Но только такой, в котором можно лишиться головы… Иначе твой мозг не стал бы прибегать к столь радикальным средствам. Так что, не зевай! — он протянул мне стакан, и я, совершенно машинально, выпил.
* * *
Солнце пекло так, словно я уже забрался на небо и касаюсь его спиной, камни жестко врезались в грудь и живот, а нос щекотала короткая жесткая травина. Я сел. Чегай лежал рядом с обрывом и тяжело дышал. Одна рука его вывернулась; пальцы кровоточили. Сил сесть у него явно не хватало. Сон. Неужели это сон?
Чегай тихонько застонал. Живой, значит. И я тоже живой. Живой и голодный. Мышцы еще ныли от усталости, но теплое пульсирование крови в зубах заставило подняться на ноги. Пульс. Пульс добычи. Клыки чуяли поживу. Достаточно просто дать им волю, а уж свое дело они знают отлично.
Словно со стороны, я наблюдал, как поднялась голова; глаза, прищурясь на солнце, быстро обежали каменные осыпи: редкие сухие травинки, пара жухлых кустиков, судорожно впившихся корнями в черные трещины скалы, лежащий без сил человек…
Человека трогать нельзя!
Взгляд послушно побежал дальше: ярко-зеленая кочка, окруженная рыхлыми кучами серого мха, еще одна кочка, но уже увядшая, свежий помет. Сочный импульс резкой боли в зубах заставил меня замереть; пульс резкими, как удары хлыста, горячими толчками бился, ища выхода. Тело мягко качнулось вперед, сделало несколько бесшумных шагов, губы расползлись в холодной улыбке, которая демонстрировала не веселье и радость, а готовность белых, крепких клыков к схватке.
Но противник еще не появился. Горячий пульс вел тело — уже не мое тело, а тело голодного хищника — по следу. Крупный бурый валун, треснувший посередине, ямка, едко воняющая испражнениями… Россыпь мелких камушков, а за ними, под основанием высокого скального пальца, трещина. Голова наклонилась, широко открытый рот втянул воздух… Нежно и тепло пахнуло жилой норой… Пустая… Но еда где-то здесь, рядом, зубы чуют ее сладкий аромат, аромат жизни, аромат пищи.
Есть! Тело кинулось вперед; мелкий серый камешек в прыжке метнулся из-под мшистого валуна, но челюсти сомкнулись, и чужая трепетная жизнь стала просто сытным куском мяса и терпкой кровью, омовением блаженства для усталых мышц.