– Чтоб ваше издание опубликовало некий материал, естественно…
– Джинса? компромат? – деловито интересуется крепыш.
– Если в таких терминах, то скорее компромат. Некий комментарий о подоплеке позавчерашних событий на 4-ом километре Южного шоссе.
Крепыш некоторое время разглядывает носки своих башмаков.
– В России нет цензуры, господин Борисов, – осторожно подбирая слова, сообщает он. – Но у этой страны есть определенные национальные интересы, и нам намекнули – вы даже представить себе не можете, с каких высот, – что муссировать инцидент на 4-ом километре – сейчас не в интересах Державы. Мне очень жаль…
– Впервые слышу, господин Максимов, что развитие наркобизнеса входит в число наших национальных приоритетов, – хмыкает Робингуд. – Позиция высот мне понятна, но ваша-то, как редактора?..
– Сложный вопрос…
– Господин Максимов! У вашего издания твердая «просвещенно-патриотическая» репутация; вы нынче «в струе», и вам сойдет с рук многое из того, за что других сотрут в порошок, – с этими словами Робингуд как бы взвешивает на ладони Миллиджеву видеокассету. – Решайте…
– Материал, который вы хотите опубликовать… – редактор внезапно подымает на собеседника глаза. – Там – правда?
– До последней запятой, – твердо отвечает Робингуд. – Слово офицера.
– Ладно. Так тому и быть…
Робингуд – в жилище среднеазиатских гастарбайтеров, по сравнению с которым советская заводская общага семейного типа показалось бы скромным коттеджем представителя американского мидл-класса. Хозяин – средних лет кореец с печатью смертельной усталости на лице – отослал куда-то жену с троими детьми теперь угощает гостя зеленым чаем с лепешкой, похоже, последней в доме.
– Профессор Ким, вы – один из авторитетнейших лидеров тюркестанской демократической оппозиции, крупный ученый…
– Был, – горько улыбается кореец. – И оппозиционером, и ученым… Это всё в прошлой жизни. А в этой я – землекоп, укладчик асфальта, носильщик на вещевой ярмарке… весьма полезно в плане жизненного опыта, но в моем возрасте уже несколько утомительно.
– Скажите, господин Ким, в плане последних событий – и в Москве, и в Тюркбашиабаде – не хотели бы вы разок выступить в прежнем качестве?
– Я не совсем вас понимаю, господин Борисов… От чьего имени вы это говорите?
– Ну, допустим, я представляю некий мало кому известный правозащитный фонд с весьма серьезными финансовыми возможностями…
– Господин Борисов, – покачивает головой кореец, – я, конечно, лопух, но не настолько же, право… Из вас, извините, такой же правозащитник, как из меня – министр госбезопасности Тюркестана! И потом – я, в любом случае, отошел от правозащитной деятельности. Окончательно и бесповоротно.