— Ладно, обскажу, что знаю. Прогневила твоя девка чем-то царя-батюшку. Чем не ведаю, да она и сама того не знает. Не наше бабье дело в такие дела вникать. Меня к ней приставили, чтобы выпытала про ее тайные замыслы. Только или я дура, или никакой крамолы у той Алевтинки на уме нет. Простая девка, не нравная. Так я царскому брадобрею, графу Кутайсову и сказала. Он из ваших, из басурман будет. Пленный турка. Пришелся по сердцу царю-батюшке, тот его до себя и возвысил и титулом наградил. Граф-то, видать, царю-батюшке и обсказал все как есть. Тогда ее из дворца-то и отослали.
— Так она жива?!
— Жива, конечно, чего ей, толстопятой, сделается!
— Куда отослали-то? — сдерживая готовое выскочить из груди сердце, спросил я. Главное было в том, что с Алей ничего плохого не случилось.
— Это мне не ведомо. Мне о том и знать-то не положено.
— А как ее здоровье?!
— При мне не болела. Ты хоть знаешь, что она тяжелая?
— Знаю.
— Никак, сам и нашкодил?
Я кивнул. С души упал тяжелый камень. Мне захотелось расцеловать старуху за добрую весть.
— Ай, девка, ай, срамница! — продолжала хозяйка. — С басурманом спозналась! Удивил ты меня, князь-мирза, Что значит любовь! Вон на какие расходы пошел! — Старуха кивнула на остатки пиршества.
— Что расходы! Вы можете узнать, куда ее отослали? Я за деньгами не постою. Вот вам сто рублей на пряники, а как узнаете, еще два ста дам.
Я вытащил из кармана приготовленную сотню и подал хозяйке. Маканья Никитична внимательно посмотрела на меня, на ассигнацию и вернула ее назад.
— Не смогу того узнать. Это сам царь-батюшка ведает, один-два вельможи и тот, кто ее отвозил. Только, боюсь, никто ничего не скажет.
— Вы Алевтинку когда в последний раз видели?
— Почитай, дня четыре прошло. Когда ее в карету сажали. Она мне гостинчик грозилась прислать, когда своего суженного встретит. Видишь, как судьба распорядилась… Я тебя раньше нее встретила и обещанный гостинец получила.
— Какой это гостинец… Оставьте деньги себе и купите, что потребуется. В память об Алевтине.
— Коли так, приму. Я Алевтинку твою полюбила. Она девка хорошая, хоть с басурманином в грехе жила. Ну да, один Бог без греха. Иди себе, коли что узнаю, весточку дам.
Нервное напряжение прошло, и я почувствовал насколько пьян. До людской, где храпели обер-истопник и обиженный пренебрежением к своей персоне Евпатий, мне удалось добраться исключительно на «автопилоте». Растолкав их, я упал, как подкошенный, и без просыпу спал до следующего полудня. Пробудившись, распрощался с собутыльниками и вернулся в свой пансион. Там было по-утреннему тихо и скучно. В общей столовой сидел старичок-чиновник и читал священное писание.