— Давай, государь, сначала решим дело с просительницей. Делу время, потехе час. Помнишь, как Соломон рассудил двух женщин, споривших, которая из них родила ребенка.
— Я не знаю такой притчи, — смущенно признался Федор.
Честно говоря, я тоже знал эту историю не из Библии, а из рассказа Александра Куприна: «Суламифь». Суть притчи состояла в следующем: к царю Соломону обратились две родившие женщины, у одной из которых ребенок умер. Обе претендовали на живого ребенка. Царь предложил им «соломоново» решение: разрубить младенца на две половинки, чтобы обе получили поровну. Мнимая мать на это пошла, а настоящая с ужасом отказалась и согласилась отдать своего сына сопернице.
Легонькая логическая задачка и мудрость Соломона Давидовича произвели на Федора Борисовича большое впечатление, и он тут же решил повторить исторический подвиг проницательности еврейского царя.
Царь послал одного из слуг и велел привести челобитчицу. Для суда мы перешли в другое, официальное, помещение с большим позолоченным креслом посредине, вполне могущим символизировать трон. Федор сел и принял царскую позу, а я встал сбоку. Растрепанную и помятую в стычке женщину ввели в светлицу. Она тут же пала на колени и заголосила. Царь Федор нахмурился и значительно посмотрел на меня, вот, мол, втравил в библейскую разборку, а наш народ — это не библейские евреи, и от него сплошное беспокойство и бестолковость. Нужно было спасать ситуацию. Я подошел к горожанке и принудил ее встать. Женщина поднялась на ноги, но продолжала рыдать.
— Говори коротко и толково, — сказал я ей в самое ухо, — а то потеряешь сына.
Она вздрогнула и посмотрела мне в глаза вполне трезвым понимающим взглядом. Кажется, поверила, что у нее здесь есть сторонники, и приободрилась.
— Батюшка-государь, помилуй сына моего, облыжно оклеветанного, — начала говорить она, — осудили его за то, что не делал, хотят злой смертью казнить за то, что не совершал…
— В чём вина твоего сына? — спросил молодой царь.
— Его обвинили в измене, — тихим голосом ответила женщина и просительно посмотрела на меня, — да только никакой измены не было.
Федор помрачнел. Разбирать такого рода дела было сложнее, чем решать библейские задачки. Нужно было как-то разруливать ситуацию, и я возложил на себя обязанность адвоката:
— Какой приказ его обвинил? — спросил я истицу.
— Разбойный.
— Прикажи позвать подьячего, который вынес приговор, — тихо произнёс я на ухо царю.
— Позвать сюда подьячего! — распорядился государь.
Разбойный приказ был неподалеку от дворца, молодое Московское государство ещё не успело окончательно обюрократиться, потому ждать судейского чиновника пришлось недолго. Вошёл мужчина лет пятидесяти с сытым, высокомерным лицом и до земли поклонился царю.