Я мог дать им не то что несколько минут, но и пару часов, желая прийти в себя от забытого великолепия прекрасных интерьеров и лучше рассмотреть необыкновенное жилище.
Однако сделать этого не успел, на парадной лестнице показались двое, он и она. Стройная рыжеволосая женщина в длинном фисташковом платье спускалась свободной походкой, что называется, от бедра, мелькая золотистыми туфельками. Высокий подтянутый мужчина в элегантном домашнем костюме шел подле нее, почти рука об руку, словно случайно касаясь ее кисти своей. Пара была потрясающе красивая. Я, разумеется, смотрел больше на нее, успел заметить и глубокий вырез платья, и округлость ног, при шаге заметную обтягивающихся узким подолом, но не мог не отметить и достоинств кавалера.
«Вот с кем бы я…» — мелькнуло в голове грешная мысль, но до конца ее сформулировать не успел, великолепная пара уже дошла до конца лестницы и теперь приближалась к нам по скользкому паркету, улыбаясь приветливыми голливудским улыбками.
Не зная как вести себя в подобной ситуации, и в каком я вообще теперь времени, я поклонился сдержано, но достаточно низко, чтобы, даже в восемнадцатом веке меня не посчитали недостаточно вежливым. У Марфы сомнений на это счет не было, она поступила так, как ее учили, склонилась в глубоком поклоне, коснувшись пальцами правой руки пола.
— Здравствуйте, дорогие гости, — звучным контральто произнесла дама, — простите, что мы заставили вас ждать!
Ждать они нас не заставляли, дорогими мы им, никоим образом, не были, так что у меня промелькнула мысль, не перепутали ли они нас с кем-нибудь другим. Однако то, что нас ни с кем не путают, выяснилось сразу же. Дама, продолжая обворожительно улыбаться, сказала мужу несколько фраз на французском языке, после которых всякие сомнения по этому поводу разом исчезли.
С иностранными языками у меня как у большинства бывших граждан Советского Союза большие сложности, но пока я жил в восемнадцатом века, где дворянство предпочитало говорить на этом языке, научился сносно понимать франкскую речь. Сам говорить не осмеливался, дабы не пугать нежных аристократов нижегородскими акцентом и отечественными модуляциями голоса, профанирующими благородный французский прононс.
— Посмотри, какой мерзкий, грубый, грязный мужик и от него воняет зверем, — говорила по-французски дама, нежно нам улыбаясь, — а эта жуткая баба! Неужели это женщина! Я даже не пойму, во что она одета!
Окончив фразу, дама очаровательно прищурила глаза, но крылья ее носа расширились и побледнели, непонятно от чего, гнева или отвращения.