День клонился к вечеру. Мы сидели в моей комнате, и я пытался выжать из Ивана хоть что-нибудь толковое. Однако преуспеть в этом, было не суждено. На все вопросы он отвечал предельно кратко и однотипно.
— Расскажи, как ты жил все это время? — спрашиваю, скажем, я.
— Жил себе и жил, чего там рассказывать, ничего особенного, — отвечает он.
— Когда мы с тобой расстались, как тебе удалось спастись?
— Так, когда это было, я уже и запамятовал!
— А как ты нашел свою Марфу?
— Ты же сам рассказал, где мне ее искать, там и нашел.
— Да, разговорчивым ты не стал, это уж точно, — наконец, подытожил я наш бестолковый разговор.
— Так что попусту языком молоть? Слова — серебро, а молчание — золото. Это вы господа привыкли болтовней заниматься, а нам простым людям, нужно дело делать!
— Да, очень уж ты простой, как я погляжу, проще не бывает, — сказал я. — Тоже мне, почвенник нашелся. Кто тебе мешает выучиться, на службу пойти, стать хоть графом, хоть князем? Посмотри, сейчас многие мальчишки, уже в двадцать пять лет стали генералами, а ты за двести едва грамоту уразумел.
Кстати, меня очень удивляла особенность этой своеобразной «долгожилой» расы оставаться на самом низу социальной лестницы. Тот же Иван был человеком смелым, неглупым, предприимчивым, но вместо того чтобы как-то рационально построить и использовать свою неимоверно долгую жизнь, действительно чему-то выучиться, сделать, наконец, карьеру, только и делал, что бегал от всевозможных гонений и противников. А его жена, с которой я познакомился в начале двадцать первого века, за двести с лишним лет жизни, не удосужилась научиться толком читать и писать.
— А зачем мне высовываться? — ответил он. — Мне и так хорошо. Да и не любо мне по кривде жить.
— Ну, не все же власть имущие по неправде живут, — без большой уверенности сказал я. — Среди них есть и честные люди.
— Много?
— Ну, этого я не знаю, не подсчитывал. Только думаю, достаточно. Иначе на свете жить было бы нельзя.
— Блажен, кто верует, — посмотрев на меня совсем по-другому, чем раньше, усмехнулся Иван. — Только я что-то таких хороших не встречал.
— Ладно, может ты и прав, все равно мы с тобой человечество не исправим, самим бы людьми остаться. Давай думать, что нам делать дальше.
— А что здесь особенно думать. Как совсем стемнеет, поедем в Сосновку, остановимся у старосты. Я с ним познакомился, он нас на постой пустит. После полуночи пойдете с той Марьей к избе, в которой ее брат живет, она взлетит и бросит в печную трубу бомбу. Дождемся, как изба повалится и сгорит, а потом отправимся в Троицк.