Девушка презрительно на меня посмотрела, словно с ног до головы окатила холодной пеной зимнего штормового моря, и сделала не менее презрительный, чем взгляд книксен. Это у нее получилось так выразительно, что я не выдержал и покатился от хохота. Анюта сначала еще больше рассердилась, даже гневно блеснула своими синими глазами, но потом, глядя на меня оттаяла и засмеялась сама.
— Ну, не сердись, пожалуйста, — отсмеявшись, попросил я, — не мог я тебя вчера к себе пустить, так получилось…
— Знаю, барчук, поди, на меня жалиться приходил, — окончательно прощая, сказала она, — надоел он мне. Всю только обслюнявит, а платочка за полушку не подарит. А вас, как встанете, барыня просила к ней прийти, они в малой гостиной сидят.
— Ладно, пойдем к барыне, — согласился я. — Ты не знаешь, где у вас можно позавтракать?
— Могу приказать в комнату принести, а хочешь, так в буфетной.
— Лучше в буфетной, — решил я, уже наученный, как тут приносят заказы. — Что княгиня, здорова?
— А чего ей сделается, все утро с барышней шепталась, теперь вас дожидается.
— Да? — без особого восторга сказал я. — Интересно, о чем это они шептались…
Марья Ивановна в роскошном утреннем платье сидела на большом бархатном диване в окружении трех дам достойного возраста, и немного походила на парадный портрет Екатерины II.
Впрочем, к такому идеалу стремились многие матроны этой эпохи. Я подошел и почтительно поклонился.
— Садитесь, любезный Алексей Григорьевич, — ласково сказала она, и у меня сразу же отлегло от сердца. Похоже, пока меня не собирались принудить загладить дочерний грех женитьбой.
Я поцеловал у княгини ручку и сел рядом на краешек дивана, вполне сообразно моде этого времени: согнув одну ногу в колене, а другую, отставив на отлет. Сидеть так было неудобно, зато выглядел я эффектно.
— Я хочу поблагодарить тебя за Машу, — переходя на «ты», сказала матрона. — Она тобой не нахвалится!
— Ну, наше дело такое, так сказать, долг, и вообще, — не зная, не только, что говорить, но даже что по этому поводу думать, забормотал я.
— Я ее уже ругала, что она меня не разбудив, сразу отправилась к тебе, — продолжила княгиня, — да видно дочка права, слишком большая у нее нужда случилась!
— Это ничего, какие еще церемонии, — поддакнул я, пока еще не понимая, о чем идет речь.
— Маша говорит, что ты волшебник, она почти перестала задыхаться. Поверишь, мы так измучились, ничем не умея помочь. Доктора говорят, это со временем пройдет, но я им не верю. Это так страшно когда болеют дети!
— Так ей стало лучше? — наконец уразумев, что речь идет о болезни, спросил я.