– А за мной шла вся колонна, – рассказывала она. – Платформы на колесах, оркестр. И эти старые пердуны на лошадях, которые заваливали навозом все улицы.
«Старые пердуны»? Она так и сказала. «Старые пердуны». Сначала Бет Кэрол была просто шокирована, а потом засмеялась. Они действительно были старыми пердунами. Как и у них дома. Они тоже проводили такие парады – с марширующими оркестрами и украшенными цветами платформами и старыми пердунами на лошадях, воображающих себя ужасно крутыми со своими выпирающими животиками, пыхтящие и красные от напряжения, с трудом удерживающие флаги. И смущенными взглядами присутствующих, когда лошади наваливали свои кучи прямо посередине улицы.
Разумеется, ни она, ни ее сестры никогда не принимали участия в подобных парадах. Нет, девочки семейства Барнз были выше этого. Луанна, Патриция Джейн и Мэгги – хорошенькие, светловолосые, неприступные. Бет Кэрол была четвертой и не такой хорошенькой, как утверждали старшие девочки. Не столь яркая, поскольку волосы у нее были темно-русыми. На малышку Линду Мэри и вообще не обращали внимания.
Ужасно много девочек.
И что там говорить – когда она родилась, отец даже не пришел в больницу. Это было одним из семейных преданий, и Бет слышала его так много раз, как будто в этом было что-то замечательное. Он так возмутился, что Мэгги тоже оказалась девочкой, что был уже готов сдаться и отказаться от дальнейших попыток, но потом родилась она, и он даже не пришел в больницу, а когда через год родилась Линда Мэри, он опять не пришел в больницу. И тогда сдалась их мать и умерла от разочарования. Именно так и сказали ей и Линде Мэри: «что она умерла из-за того, что не родила мальчика. Некого было готовить к тому, чтобы взять на себя управление шахтами и заводами и всем остальным. Иногда Бет Кэрол и Линда Мэри беседовали об этом. Им казалось, что старшие девочки и тетушки чуть ли не одобряют эту смерть, как будто она, умерев, поступила достойно. Как японские камикадзе, о которых они слышали и которые во время второй мировой войны врезались в корабли и погибали во имя чести, если не могли победить. Но это было ужасно. Ходили и другие слухи, хотя прямо об этом и не говорилось. Что она покончила с собой. Бет Кэрол и Линда Мэри никогда об этом не говорили, хотя не думать не могли.
Ни та ни другая ее не помнили и не знали, какая она была. В девичестве она носила имя Элис Макнили, происходила из хорошей семьи из Уилмингтона, штат Делавер. Она познакомилась с их отцом на охотничьем балу, когда он учился в университете на востоке страны. Да, на свадебных фотографиях она была очень хороша в белом платье с вышитым жемчугами корсажем и жемчужной диадемой, к которой прикреплялась фата, прикрывающая ее светлые волосы, которые так и светились от направленной на нее лампы фотографа. И отец тоже казался очень красивым, хотя это лишь гордость и радость делали его таким, потому что в жизни он не был интересным мужчиной. У него были маленькие глазки, а лицо уже тогда казалось слишком мясистым. Губы его были чувственными и влажными. Однако все же в нем было нечто, что заменяло внешнюю красоту. В нем чувствовался настоящий мужчина, он обладал даже каким-то животным магнетизмом. Ну и еще деньги… Он смотрел на невесту, как будто выиграл самый большой в мире приз.