Никто не обиделся, все покорно удалились.
— Князь, — сказал Хелье будничным голосом, — снимай с нее одежду.
— Всю? — спросил князь.
Хелье на него мрачно посмотрел, и князь все понял. Подойдя к ложу, он стал медленно и нежно стаскивать с Ингегерд, которая морщилась и постанывала, сапог. Хелье отодвинул его бесцеремонно, сдернул с княгини сапоги, поискал гашник, но понева так странно была устроена, что гашник не сразу находился. Тогда Хелье просто вытащил из сапога нож, сделал на поневе и рубахе Ингегерд снизу надрез, и разорвал до гашника. Перерезал гашник. Разорвал дальше.
— Князь, — сказал он. — Встань рядом и говори ей что-нибудь глупое и приятное.
— Я ничего, — сказала Ингегерд. — Ты правда раньше роды принимал?
— Да. Поворачивайся на бок.
Ингегерд послушно повернулась на бок, и Хелье стащил с нее поневу, рубаху, и еще одну, короткую, рубаху.
— Дай помогу, — сказал Ярослав.
— Не мешай, князь.
Хелье потрогал ей живот, велел сделать глубокий вдох, и она закричала.
— На спину, живо, — приказал Хелье. — Колени вверх, ноги врозь. Не бойся. Ничего страшного нет и не будет. Дыши.
— А не опасно? — спросил князь.
В дверь постучали.
— Князь, — сказал Хелье. — Выйди туда, к ним, скажи им, что если кто еще раз стукнет, то сварят его в кипятке. Задержись там немного, мы тут не скоро справимся. Возвращайся, но не сразу. Придумай, что ли, имя первенцу.
Князь замер в нерешительности.
— Делай, как он говорит, — сказала Ингегерд. — Я ему верю.
Ярослав кивнул, пошел к двери, еще раз обернулся, и вышел.
— Нож его расстроил, — заметил Хелье. — Давай второй рукав. Так.
Он разрезал на ней второй рукав, и теперь она лежала совсем голая. Все, что было в ней величественного, куда-то исчезло. Ингегерд как Ингегерд, такая же тощая, как всегда, только очень увеличились груди и живот торчит. Подростковое тело. Впрочем, бедра расширились. Слегка. Пятки торчат. Руки худенькие, шея тощая, цыплячья. Глазищами смотрит своими дикими.
— Не бойся, — сказал он.
— Я стараюсь, — ответила она — совершенно прежняя Ингегерд.
— Ну, давай, стало быть, дышать. Вдох, выдох. Глубже. Еще глубже. Теперь тужься.
— Я не могу.
— Это обычное дело, дура. Сейчас из тебя польется все подряд, и это обычное дело. Сейчас главное — ты и то, что в тебе там зародилось, а все остальное глупости.
Он встал на колени на ложе, пригнулся, раздвинул ей ноги чуть шире, и велел:
— Тужься. И дыши. Ну же.
— Ай! — вскрикнула Ингегерд.
— Не кричи, а дыши.
— Больно!
— Знаю, но ты терпи.
— Очень больно. Хелье, милый, это страшно очень.
— Совсем не страшно. Очень больно, но от этой боли ты не умрешь. Обещаю. Дыши. Так. Тужься. Нажимай. Сильнее. Еще.