— Все-таки лес, да и время такое,— промолвил я и, чтобы не затягивать знакомство, коротко рассказал, откуда иду, какие намерения.
— Холодно, поди, ночами в одной рубахе?— женщина посмотрела на меня с неподдельным сочувствием.
— Холодно. Даже очень...— И я рассказал, как ночевал в придорожном ивовом кусту, как поливал меня на кладбище дождик, как зарылся в сарае в сено и что из этого вышло...
— А если бы не проснулись? Ой!— вскрикнула Клава, и вся наигранная строгость с нее вмиг слетела, круглое лицо стало дивно свежим, простодушным. Мать ее тоже улыбнулась.
— Ничего. Живы будем, не помрем...— весело обронил я, радуясь этой встрече.
— И слава богу, что уцелел. Голодный небось?— спросила она.
Я пожал плечами, чувствуя во рту сладость малины и кисловатую, ни с чем не сравнимую терпкость хлебных крошек. Мне безумно хотелось есть, но я стыдился признаться в этом, зная, как плохо жили люди на оккупированной врагом земле, где даже соль была на вес золота.
— Ну так что, мама?— Клава вопросительно поглядела на мать.
— Сейчас же пойдем домой. Бог с ними, с ягодами. Сварим картошки. Надергаем луку, моркови. Сальца бы вам, да нету. Забрали паразиты последнего поросенка.
— А надеть что-нибудь тепленькое? — проговорила Клава.
— Это уж само собой...
— Буду вам благодарен, мамаша. Как вас зовут?
— Елизавета Федоровна. Лубенковы мы,— ответила мать.— Вы вот тут, у этих сосенок, и ждите нас. Мы с Клавкой еще засветло, я думаю, обернемся.
Договорившись обо всем, мы расстались. Я с волчьим аппетитом доел остаток хлеба. Когда проглотил последний кусок, с ужасом подумал: «А вдруг не придут?.. Все может случиться. Нагрянут немцы и полицаи, задержат на выходе из села, начнут потрошить: «Куда идете? Кому еду и одежду тащите?»— и пиши пропало».
Я решил переменить место. Долго петлял по лесу, пока не выбрал наблюдательный пункт, откуда хорошо просматривалась сбегающая к лесу дорога, по которой должны прийти Клава с матерью.
День уже шел на исход. Солнце позолотило верхушки обусловленных для встречи сосенок, а женщины все не появлялись. Я сидел на своем НП, строгая ножом можжевеловую палку для посоха, и ждал. Думал, придут мои новые друзья или нет? Повезет ли сегодня в третий раз, и не слишком ли много везений в один день?
В глубине души я был убежден, что придут. А если нет, то на это будет причина. Какая? Жизнь во вражеском тылу не укладывается в обыденные рамки, она неизмеримо сложнее всяких выводов и предположений. Иногда судьбу человека решает случай — простой, нелепый. Надо ж было старосте из Марьино приказать вывезти сено не раньше и не позже сегодняшнего дня! Вдруг бы он сам заявился в сарай и выковырял меня вилами?.. В селах действуют не только староста, полиция, но и скрытая от глаз народа фашистская агентурная разведка. Нельзя сбрасывать ее со счетов. Засекут преждевременное, быстрое возвращение женщин из леса, а потом повторный выход из села, да не с пустыми руками, а с горшком молока, чугунком вареной картошки, с запасом хлеба, лука,— и проследят, что за пикник решила устроить Елизавета Федоровна со своей дочерью. Возможно, все мои аналитические умозаключения и логические предположения страдали излишней подозрительностью, но я был в одном твердо уверен — что такая женщина, как мать Клавы, обмануть не может. Придет, непременно!