представителем всей военной системы страны, не теперь, конечно, а в то время. И, что вы, будучи чувствительным юношей, который в детстве рыдал над погибшей канарейкой, стали настоящим психопатом за время этой пехотной муштры. Вы были жертвой системы, которая выпускала маленькие пластиковые карточки с надписью «Правила боя», в которых кратко излагалось, кого вам разрешается убивать. Потом вас, обалдевшего, прикомандировали к необученному, недисциплинированному, деморализованному взводу семнадцатилетних дикарей, бряцающих оружием выходцев из трущоб, и обязали нести ответственность за
ихдействия. Ха-ха! Как смешно. Верно? Командовать ими было все равно, что управлять погодой. Верно?
Тайсон не ответил.
– Если бы вы, – напыжившись, продолжил Левин, – могли устрашить суд, намекнув, что американские парни не только убивали, не разбираясь, но и сами погибали в большом количестве, будучи неподготовленными к военной службе, ведомые бездарными командирами, которые имели смутное представление о тактике боя... Вы следите за моей мыслью, Тайсон? Нелегко мне говорить такие вещи, но я знаю,что говорю. Я был там, Тайсон. Не в пехоте, но близко к фронту. Дабы видеть и слышать все, что я хотел. – Левин пристально посмотрел на Тайсона и добавил: – Скажите им, что если они поставят вас перед трибуналом, вы дадите свидетельские показания, обвиняющие армию, и поделитесь своими воспоминаниями с представителями средств массовой информации. Скажите им, что вы возьмете их с собой на суд.
Тайсон отодвинул тарелку и закурил. Он вдруг вспомнил о Чете Брауне, который предупреждал его не делать то, что советовал подполковник Левин. Очевидно, все считали, что ему ведомы какие-то величайшие секреты. Но Тайсон не мог вспомнить, думал ли он в то время, что армия стала орудием кровавой расправы в госпитале Мизерикорд. Тогда он не осуждал ее за свои действия и действия своих людей. Он не протестовал против плохого обучения несовершеннолетних солдат и не жаловался на собственную некомпетентность как командира, возглавлявшего военную операцию. Если бы у него с того времени осталось хоть какое-нибудь вещественное доказательство подобных мыслей – письмо домой или обращение в письменной форме к старшим командирам, тогда да, он мог бы обвинять армию за инцидент в госпитале. Но он признал тогда вину, и было бы несправедливо переписывать историю, чтобы избежать обвинения сейчас.
– Думаю, мне предстоит пройти одному этой торной дорогой, подполковник.
– Да. Вам и Иисусу Христу, Тайсон, – вздохнул Левин. – Соображайте, что говорите. Сколько вы выпили?