…………………….
– Накройте ноги, ребята… зажгите огонь… Вернуться на родину. Сказать: «Я сделал все, что мог».
Отдохнуть, поправить ноги, грудь вылечить. Попробовать еще раз. Это было бы здорово.
Он открывает глаза. Матросы не спят. Пустошный смотрит на него. Линник возится с консервной банкой.
– Уже утро? – спрашивает Седов.
– Сегодня, Георгий Яковлевич, будет, наверное, солнышко.
– Да… шестнадцатое февраля. Ночь кончилась. Линник открыл банку.
– Компот, – говорит он.
Седов берет банку, но одной рукой не может ее удержать. Он ухмыляется, освобождает из-под меха другую руку. Подержав с минуту, отдает банку матросу.
– Не принимает душа… Матрос вздыхает. Седов беспокоится:
– Что же мы тут сидим… Может быть, пролив замерз. Надо итти дальше…
Пустошный отрицательно качает головой.
Проходит еще два часа. Матросы ушли на разведку к середине пролива, посмотреть – нельзя ли там перебраться.
Седов лежит в палатке. Кашель мучает его. Иногда он впадает в забытье. Ноги распухли, отяжелели, нет сил пошевелить ими.
…Если залив замерз, можно будет перейти на Рудольфа. Это хорошо: в Теплиц-бае продовольственный склад Абруццкого. Передохнуть, поправиться и опять итти. Конечно, на север. Это единственное, что ему еще осталось.
У него и раньше не было смелости отступать. А сейчас все равно поздно. Да и не к чему. Вернуться, отступить, чтобы потом снова броситься в бой – да, для этого стоит драться. Но так – без надежды, без цели… Нет, это страшнее смерти. Ведь не дадут они ему попробовать еще раз!
Вот и все: если ты не можешь отступить, иди вперед, пока не упал.
Какой страшный холод! Как тихо. Матросы ушли. Не случилось ли с ними чего-нибудь? Недолго и в полынью угодить… И собак не слышно. Безмолвие. Пусть хоть зашумит ветер!
Так нельзя лежать. Все мертво вокруг. Как будто уже кончено. Нет, лучше встать! Эта палатка – как гроб. Надо выбраться из нее. Здесь слишком тоскливо.
Нельзя подняться, ноги не держат. Придется ползком.
Он лежит ничком, головой к выходу. Постепенно силы возвращаются к нему. Он опять думает.
Не дошел русский человек до полюса. Умер, скажут, в пути, не свершив обещанного подвига. Пошумел, рванулся изо всех сил и упал…
Он стонет – так ясно видит свою судьбу.
Пойдет ли кто-нибудь по следу твоих нарт? Или он навсегда сгинет под снегом? Дорога на полюс, ты открыл ее, – увидит ли она других русских – удачливых, счастливых твоих последователей?
Никогда он не чувствовал себя так неотделимо слитым с родиной, как здесь, в палатке, за тысячи верст от России.
Собаки завизжали. Он вслушивается: скрипит снег, идут! Замерз или не замерз пролив?