Между тем господин приблизился к нам вплотную. Ценци встретила его улыбкой, однако он сделал шаг ко мне.
– Ну, что же случилось? – сказал он.
– Ничего, – ответила ему я.
А Ценци спросила:
– Не желаете ли пойти с нами… неподалеку живёт одна женщина… мы там снимаем комнату.
– Нет, – прошептал он, – у меня нет времени.
– Мы могли бы пойти по ступенькам сюда наверх… здесь никто не живёт.
– Хочешь? – спросил он меня.
Я с искренним восхищением рассматривала его, ибо он выглядел таким изысканным, гораздо изысканнее мужчин, которых мне до сих пор приходилось видеть в своём окружении. В руке он держал красивую трость с серебряной рукояткой, а шею его обвивала тонкой работы золотая цепочка от часов.
Мы вошли в дом и поднялись по лестнице, которая была очень широкой и только наполовину тёмной, и остановились на площадке.
– Я постою на стреме… – сказала Ценци и заняла позицию в некотором отдалении от нас.
Изысканный господин потрогал меня за груди и удовлетворённо улыбнулся:
– Приоткрой-ка немного.
Он просунул ладонь в образованную мною брешь и очень обрадовался, найдя мою грудь голой. Я с почтительным удовольствием заметила, что ладонь у него была очень мягкой и нежной, такой же нежной, как моя собственная кожа.
– В таком случае приступим, – произнёс он, и дыхание его участилось.
Он расстегнул ширинку, и в руке у меня оказался его ритуальный жезл, который был таким белым и нежным, но при этом таким крепким и прямым, точно восковая свеча. И головная часть его тоже была острой и нежной.
Я прислонилась к стене и подняла юбки, поскольку решила, что он намерен сношать меня стоя. Однако он отклонил мою готовность:
– Оставь это, – заявил он, – я не рискну здесь… поиграй лучше, и позволь мне поиграть.
Тогда я начала полировать ему пенис, тогда как сам он в это время бродил рукой у меня под блузкой, заставляя своим поглаживанием расцветать то одну, то другую малинку.
При этом он шептал мне:
– Так хорошо… больше вверх… быстрее… сейчас… подожди…
Он протянул мне носовой платок. Я взяла его и держала над его желудем. Тут ноги у него задрожали, его ружье у меня в руке начало конвульсивно пульсировать, и наконец выстрелило. Я протёрла свою руку также его платком, поскольку часть заряда угодила и на неё. Когда я возвращала ему платок, он сунул мне два гульдена. Затем быстро спустился по лестнице, больше не оглядываясь на нас.
Мы с Ценци ещё какое-то время оставались на лестнице, потом тоже выскользнули из дома. И я была совершенно счастлива. Два гульдена, заработанные буквально за две минуты. И с такой лёгкостью! Каких таких особенных трудов мне это стоило? При этом я была так расположена к этому элегантному господину, пришла от него в такое глубокое восхищение и испытывала к нему такое неподдельное уважение, что готова была бы, наверно, вообще отказаться от его денег.