С этими словами он прижал меня к себе, и я не замедлила воспользоваться удобным случаем, чтобы поиграть с его шлейфом.
– Такую маленькую девчонку, как ты, я ещё никогда не драл, – признался он, – тебе так нравится сношаться?
Вместо ответа я нагнулась и тихонько взяла в рот его хобот. Кончиком языка облизав жёлудь, я соскользнула вниз вдоль всего древка, поцеловала ему яйца и пощекоталась лицом о его волосы. Однако хвост оставался мягким. Я сосала, сосала и сосала, а он только время от времени говорил:
– Как славно…
Затем он вынул колбаску у меня изо рта и попросил меня встать между его ногами. Он поднял мне юбки и, зажав рукой вялый шлейф, стал водить им по моей плюшке, будто щекоча меня толстым языком.
– Приятно? – поинтересовался он.
– Да, только почему он у вас не встаёт? – спросила я. – Мне бы хотелось, чтобы он снова у вас стоял…
– Если бы твоя мать узнала, чем ты тут занимаешься… – внезапно проговорил он.
Я засмеялась:
– Мать тоже хочет, чтобы у отца почаще стоял…
– Откуда ты это знаешь?
И пока он оглаживал мне щелку обмякшей колбаской, я рассказала ему о ночных сценах, за которыми подсматривала. Он с увлечением слушал:
– Ага, стало быть, она сказала, что подыщет себе для совокупления кого-нибудь другого?
И в один миг шлейф у него вдруг встал так же туго, как прежде. Он приподнял меня, чтобы я могла на него усесться и, таким образом удерживая меня на руках, кончиком стержня протиснулся внутрь, насколько мог далеко. Я поднималась и опускалась, и на меня быстро, раз за разом накатывало, о чём я незамедлительно сообщала ему:
– На меня накатывает… сейчас… сейчас… не так глубоко, мне от этого больно… сейчас… так… так…сейчас уже опять накатывает…
Он между тем спросил:
– Почему же твоя мать не хочет посношаться со мной?
Качаясь на острие его хобота вверх и вниз, я только обронила:
– Почём мне знать…
Он продолжал:
– Я скажу твоей матери, что она может это сделать… ладно?
– Не возражаю, – промолвила я в ответ, – на меня снова накатывает… а-а… а-а… как же здорово пудриться… здорово… это делать…
Сейчас он чудесно сношал меня, но думал при этом только о том, что я ему рассказала, а я в свою очередь думала только о матери и сёстрах Шани.
– Полагаешь, она станет со мню сношаться? – пыхтя, спросил он.
– Может быть… я не знаю… – И поскольку он опять начал толкать ожесточённее, я попросила его: – Не так глубоко…
– У твоей матери он войдёт целиком… что скажешь?
– Естественно…
– Ты хотела бы, чтобы я с ней сношался?
Из любезности я ответила:
– Да…
И в этот момент он в меня брызнул. Я соскочила с него. Однако он ещё не закончил и потому разозлился.