– Ещё не скоро закончите?
– Нет, – сопел он и продолжал отбивать членом чечётку.
Во мне уже всё отзвучало. Последний раз, когда на меня накатило, я почувствовала скорее боль, чем блаженство. Меня лишь слегка передёрнуло, и словно быстрая судорога пробежала по пальцам ног, так что я конвульсивно вытянулась. И я ощутила жжение всей стёртой чуть не до крови кожи.
– Ещё нет?
– Теперь скоро.
Через некоторое время:
– Ну, пожалуйста, господин Экхардт, мне уже больно.
– Сию секунду, мышка моя… на тебя ещё разок не накатит?
– Нет… на меня больше совсем не накатывает… Ну, брызните, пожалуйста, господин Экхардт… брызните…
Завершающим аккордом он нанёс такой удар, который, я думала, в клочья разнесёт мою плюшку. Потом у него началось извержение. Влага в таком изобилии вливалась мне в щелку и с чавканьем снова вырывалась обратно, будто он мочился. Вся постель была мокрой. При этом он совершенно тихо лежал на мне тяжёлым чурбаном и хрипел как умирающий.
Изловчившись, я выскользнула из-под него, когда он закончил, еле живая от усталости. Он подтолкнул меня и пробормотал:
– Как я погляжу, ты делаешь успехи, шлюха паршивая, чертовка проклятая…
Я ничего ему не ответила, а как была голая пошла в комнату, надела рубашку и бросилась на свою постель. Моя раковина внутри и по краям горела огнём. Я подумала, что она вся изранена, поэтому зажгла лампу и осмотрела себя в ручное зеркальце. Раны или крови, разумеется, не было, однако я всё же испугалась того, какой красной оказалась плюшка, как широко зияла она и очень болела. Я прилегла, задула лампу. Буквально через две минуты пришли мои близкие. Я сделала вид, что сплю, заглушая в себе голод, пока они ужинали, а позднее, и в самом деле, уснула.
На следующее утро господин Экхардт расхворался. Он лежал на кухне в постели, прикладывал холодные компрессы к голове и, как мне показалось, кое-куда ещё. Я же чувствовала себя совершенно здоровой, только плюшка у меня ещё немного саднила. Экхардт не смотрел на меня, я тоже избегала заговаривать с ним. Впрочем, он почти целый день проспал. Когда вечером я проходила мимо него, он злобно прошипел мне:
– Это ты виновата!
Меня внезапно охватил страх, и я убежала в комнату, где находилась мать, но не находила покоя и потому спросила её:
– Что стряслось с господином Экхардтом?
– Не знаю, – равнодушно ответила мать, – заболел вроде.
Несколько минут спустя она прошла в кухню, и я слышала, как она спросила:
– Что с вами, господин Экхардт, собственно говоря, случилось?
Я ужасно перепугалась, потому что была уверена, что он сейчас скажет: «Пепи во всём виновата…»