– Ваше преподобие… – прошептала я.
– Что такое? – фыркая, спросил он.
– Всё не так было, – проговорила я едва слышно.
– А как же?
– Он качал меня туда сюда, внутрь и наружу.
Тогда он принялся наносить осторожные, но сильные и скорые удары.
– Может быть, так?
– Ах… – воскликнула я, пронизанная внезапным ознобом наслаждения, – ах… да… именно так… только быстрее… ваше преподобие… быстрее…
– Прекрасно, чадо моё… отлично… – пыхтел он, – так… Поведай мне всё, как было… только рассказывай…
Дальше говорить он не мог, таким учащённым сделалось его дыхание и так ожесточённо он молотил.
Я со своей стороны не скупилась на дальнейшие поощрения:
– Ах… ах… именно так это и было… вот так хорошо… лучше… ваше преподобие… брызгайте, пожалуйста… у меня подкатывает… у меня подкатывает… это от меня не зависит… однако… ваше преподобие… хвост ваш такой хороший… так славно то, что ваше преподобие делает…
Он вскинул к потолку руки и согнулся надо мной, насколько то позволило ему жирное брюхо. Его тёмное, широкое лицо посинело. Он смотрел на меня такими глазами, как у зарезанного телёнка, бодал как козёл и шептал:
– Прими же молот милости… так… так… это тебе не повредит… прими же, девица… брызнуть я должен… ты и этого хочешь?.. Да будет так, хорошо… я брызну… я совершу над тобой обряд помазания…
– Ваше преподобие, – перебила я его речи, – ваше преподобие, я ведь при этом и грудью грешила.
– Каким образом?.. – вопросительно уставился он на меня.
– Тем, что… а-а… а-а… у меня снова подкатывает… тем, что во время сношения мне всегда гладили титьки, целовали их и сосали.
Я сказала это с целью заставить его тоже делать это, поскольку очень хотела, чтобы мне сейчас сжимали и гладили груди.
Однако непомерная тучность не позволяла ему одновременно заниматься ещё и моими грудями. Руками он был вынужден опираться на кровать, а головой он до меня вообще не дотягивался.
– Всему свой черёд… позднее… позднее… собираюсь взять твои перси, – проговорил он, нанося толчки. – Дай мне сначала брызнуть… я… ты только двигайся, голубушка, мне это приятно, три только пиздушечкой, своей сладенькой, туда да сюда… ах, как хорошо у тебя это получается… очень хорошо ты это умеешь… дай мне только выбрызнуть, а уж потом я непременно возьмусь за твои маленькие красивые титечки… так… у меня подкатывает… Господь милосердный… как это сладко, – запинаясь, бормотал он.
И в эту секунду плотину его прорвало, и могучий поток спермы перелился из него ко мне.
Кончив, он с достоинством произнёс:
– Ты слышала, дочь моя, что я говорил… Видишь ли, я подражал речам заклятого врага и совратителя, в твоих интересах… с тем, чтобы похабные слова, которые тебе приходилось слушать в объятиях блуда, утратили злую власть над тобой.