На фоне Царь-пушки потрясал мускулатурой внушительный атлет в черном борцовском трико и черной же карнавальной маске. Бросались в глаза залихватски закрученные усы и огромные шары бицепсов. На афише было написано: «Внимание! Единственная гастроль! Только в нашем цирке чемпион мира по французской борьбе, а также по борьбе „на поясах“ и в „крест“, любимый ученик чемпиона чемпионов Ивана Поддубного великолепный Черный Арлекин! В программе: лошадь на плечах, гнутые рельсы, расколотые булыжники. Сенсация! Очаровательная мадемуазель Мими выполняет „па-де-де“ на ладони у Черного Арлекина! Полная достоверность, мировой успех! Спешите! Спешите! Спешите!»
– Ты что это, правда чемпион мира? – В голосе Граевского послышалось нескрываемое восхищение, и Страшила хмыкнул:
– Скажешь тоже, в афише могут еще и не такое написать. Вот рельсы, правда, гну, и булыжник разбить не такая уж задача. Смотри! – Он вытащил из кармана двугривенный и легко, даже не шевельнув плечами, порвал его на половинки. – А чемпион мира это Ваня Поддубный, тут уж все чисто, без дураков. Боролся с ним – уложил меня на обе лопатки.
На губах Страшилы промелькнула горькая улыбка – надежды не сбылись, чемпиона из него не получилось.
Когда началась война, он работал по ангажементу во Франции – выступал в провинциальных цирках, изумляя почтеннейшую публику рельефом грудной мускулатуры и умением разбить рукой бутылку из-под шампанского. Однако скоро дела пошли плохо, сборы катастрофически падали. Веселых французов, словно скот, погнали на бойню, горячих француженок обуяла тоска – не до представлений. Но главное, Страшила внезапно ощутил прилив патриотических чувств, его замучила ностальгия. Он разорвал контракт и, оказавшись дома, пошел вольноопределяющимся на фронт. Однако, учитывая его известность, петроградский воинский начальник направил добровольца на учебу в Москву, в Алексеевское училище.
За неполных полгода Страшила прошел ускоренный курс обучения и был произведен в прапорщики с перспективой стать подпоручиком через восемь месяцев. Отечество оделило его тремястами рублями на обмундирование, выдало шашку, наган, бинокль и уставы. Затем он был осчастливлен подъемными, благословлен и торжественно отправлен в окопы. И вот надо же, такая встреча, – как все-таки тесен мир!
– Слушай, а сам-то ты как? Не женат? – Страшила смачно, так что щелкнули зубы, зевнул, с хрустом потянулся. – У меня была, сбежала.
– Женишься тут! А так все нормально. – Разговаривать Граевскому сразу расхотелось, и, глянув на часы-браслет, снятые с убитого немца, он похлопал великана по руке: – Давай-ка, брат, спать. Как раз место напротив освободилось, хозяина контузило вчера.