— Это сказал дурак.
— Первый раз слышу, чтоб так обозвали Гегеля.
— Дед, один плюс один — всегда два… два яблока или два паровоза.
— Стакан сахара плюс стакан кипятка, — говорю, — это полтора стакана сиропа, а не два…
Он усмехнулся:
— Остроумно. А это тоже Гегель сказал?
— Нет. Один трактирщик.
— Какой поэдинок, — кривляясь, сказал Санька. — Какой поэдинок… Сэрдце, тебе не хочэца покоя… Спасибо, сэрдце, что ты умэешь так любить…
— Глупый ты, Санька, — вздохнул Зотов. — Любить — это не слюнявая рекомендация… Сегодня любить — это жестокая необходимость. Иначе просто не выжить.
— А где доказательства? — спросил он.
— Поверь на слово. Иначе испытаешь на собственной шкуре. Приближается страшное доказательство высыхания твоей души.
— Докажи, что она есть, — сказал он.
— У тебя есть всего несколько лет… Потом будет поздно.
Увы. Это случилось гораздо раньше.
…Мать Жанны оглядела Зотова, оглядела комнату.
Крупная женщина. Наверно, сейчас скажет — сэрдце болит, тогда придется спросить — какое сэрдце, левое или правое? Как Серега в детстве жену Асташенкова Полину, бывшую Прасковью.
Она села и начала дышать. Дышала, дышала и говорит:
— Уймите вашего внука.
— Наверно, правнука! Санька мой правнук.
— Ну хорошо, уймите вашего правнука.
— Значит, все-таки Жанна? — догадался Зотов.
— Да. Я не хочу, чтобы моя дочь и он…
— А ее вы спрашивали?
— Мне достаточно приказать.
— У него тоже есть отец, обратитесь к нему.
— Ваш Геннадий ссылается на свою мамочку.
— А что Клавдия?
— Она прислала меня к вам.
— В таком случае и мне надо посовещаться с моими дедушкой и бабушкой, — говорит Зотов.
— Не доводите до абсурда.
Решительная женщина.
— Давайте позовем их двоих, — говорит Зотов. — Обратимся к первоисточникам.
Она опять начала дышать.
— Ладно… Ну, если что не так, я вам всем покажу.
— Интересно — что именно?
Правнук пришел один. Жанна не пришла.
— Где моя дочь? — спрашивает мама.
— Здравствуйте, Петр Алексеевич, — говорит правнук. — Жанна не придет.
— Здравствуй, Санька, — отвечает Зотов.
«Санька, Санька. Стоит передо мною Санька шестнадцати лет, рослый, красивый, не похожий ни на мать, ни на отца, ни на проезжего молодца. А похож он на моего Серегу, на своего деда, в его шестнадцать лет… Это в каком же году ему было шестнадцать? 1912 плюс 16… В 1928 году это было… Как раз когда они с Клавдией сошлись, будь оно все неладно… Таня, моя Таня, увидела бы ты сейчас своего сыночка — ну вылитый Серега. Почти».
Мать Жанны кинула телефонную трубку.
— Жанна говорит, что ты не велел ей приходить… Это верно?
— Да, — сказал Санька.
— Велеть могу только я! Запомни! Я!