И ему тошно.
Не обратил на него внимания Серега, а обратил внимание на его собаку и на Анкаголика.
В ванной шелестела вода и слышалось хрюканье, сморкание, плеванье и, мы бы даже сказали, рычанье — это бессмертный Анкаголик бросал пить.
— Ну и когда же ты… — Зотов подавил вздох, — обратил на него свое просвещенное внимание?
Он спросил Серегу голосом интервьюера по телевизору, но с душевным скрипом и старался, чтобы Серега не расслышал этот ржавый скрип.
— Впервые я обратил на него внимание, — задумчиво ответил Серега, — когда все говорили, говорили, думали, думали, а он созвал всех наших ремонтировать дом. И прилетели дятлы…
И Зотов подумал на двух языках, что крыть было нечем, потому что не было аргументов. Серега был прав.
Из ванной Анкаголик вернулся в зотовском галстуке. Он причесал зотовской расческой свои мокрые волосы и сказал, что его зовут Дима.
Это Зотова потрясло.
53
Ну-с, далее.
Этот день был такой свирепый и такой ничтожный, что казалось, будто его ампутировали от других дней и от остальной жизни, и теперь он извивается, как оторванный хвост ящерицы, который полагает, что он все еще ящерица, и живет.
Раздался звонок в дверь, и когда он, удивленный (а он был с ней едва знаком), пригласил ее войти, Нюра сказала с неожиданным гневом:
— Пока вы тут языки чешете, эта стерва учит вашего Серегу стаканы бить!
— Никак Нюра? — спросил Зотов, глядя против света. — Смотри, не стареешь… Не пойму, какие стаканы?…
— Да живей ты, старый черт! Некогда! — крикнула она на все этажи.
Снизу забарабанили в сто кулаков, требуя отпустить лифт. Но в дверях лифта Нюра поставила сумку, и автоматические двери его не закрывались.
Потом от Люськи Зотов узнал подробности и восстановил картину.
Она шла с мальчиком из своего класса, и они встретили Серегу у кафе-модерн.
— Пошли с нами, — сказала она Сереге-второму.
— У меня денег нет, — ответил Серега.
— У меня есть, — сказал Люськин спутник.
Но Люська оглядела его и сказала:
— Вот и иди…
Он ушел. Люська всегда была на стороне Сереги-второго.
— Пошли. У меня есть, — сказала она ему.
И они отправились в кафе вдвоем. Там их углядела Болонья.
«У нас теперь возле дома — кафе-модерн, а в нем буфет, а в буфете красивая буфетчица, прозвище — Болонья. Я ее встречаю, когда иду с собакой вечером, а она с сумками ждет такси.
Квадратная фигура. Средний рост. Плащ болонья лилового цвета. Рукава подкатаны, как для схватки в партере. Платок-косынка. Красивое лицо с коротким носом и выжидательной улыбкой, нацеленной как выстрел. Ноги на ширине плеч. В руках сумки с тяжелой едой, а в глазах… знание цены всех продуктов, знание всех цен и всему цены. Она решительно, раз на века, отбросила любые мысли о возвышенном — кто же всерьез верит в эту липу? — и живет, только иногда поскуливая от непонятной тоски. Но этой мелочью можно и пренебречь. Красивая буфетчица Болонья».