Он обвел всех сияющим взглядом и поднял стакан с вином:
– Выпьем за единство всех рабочих! За профсоюз «Индустриальные рабочие мира!»
Дружно чокнулись и опустошили стаканы.
Единство! Единство! Вот правильный путь!
К хозяйской конторе дорогу забудь!
Лишь скэбам[1] мила от хозяев подачка.
Наш лозунг: «Союз и единая стачка!»
Гости разошлись далеко за полночь. Уходя, Морис Рэнди похлопал Сида по плечу.
– Ты что-то давно у нас не показывался. Приходи завтра.
– Не могу. Завтра соревнование.
– Это те, про которые афиши расклеили?
Сидней смущенно улыбнулся.
– Так мы все придем! Не только Жак. – Рэнди окликнул своих друзей: – Ребята, завтра Сид дерется на ринге. Придем! Придем!
А в коридоре какой-то пожилой рабочий говорил Иллаю:
– Мы надеемся на тебя. Пусть переночует у вас. Вы вне подозрения у шпиков.
Когда комната опустела, гость протянул руку Сиднею.
– Давай знакомиться: Джо Хэлл.
Сидней назвал себя.
– Я слышал, ты боксом увлекаешься! Хорошее дело, мужское, – Джо Хэлл говорил просто, задушевно. – Большой Билл тоже любитель надевать кожаные перчатки. Особенно в молодости.
Миссис Джэксон постелила гостю на койке младшего. Сидней улегся на полу. Когда потушили свет, в окно заглянул серый рассвет.
Сидней долго ворочался на тонком тюфяке и чертыхался про себя: «Выбрали время совещаться! Разве отдохнешь в такой обстановке? А завтра работать на ринге. Вот не везет!»
Брат начал шептаться с Хэллом. Сидней натянул одеяло на голову. Но шепот становился все громче. Боксер повернулся лицом к стене. Это тоже не помогло. Хэлл рассказывал о каком-то городе Солнца. Сидней не выдержал. Дадут ли ему, наконец, спокойно уснуть? Сидней высунулся из-под одеяла.
– Послушайте, – он старался говорить спокойнее, – мне кажется, что и в городе Солнца люди по ночам спят!
1
До начала соревнований оставалось еще более часа, и Сидней Джэксон решил немного побродить по улице, побыть на воздухе, собраться, сосредоточиться. Он знал, что там, в душной раздевалке, заполненной взволнованными спортсменами, трудно сохранить спокойствие. Нервное возбуждение других передастся и ему, заставит тревожно биться сердце и до предела натянет напряженные нервы. Сидней строго выполнял совет Максуэлла, не раз проверенный на практике.
– Ожидание ответственного боя часто изнуряет боксера больше, чем сам поединок, – говорил тренер, – его энергия, накопленная тренировкой, сгорает задолго до применения.
Улица, с ее ритмом движения, постоянным шумом и обыденным будничным спокойствием, была той средой, в которой Сидней чувствовал себя как дома. Ведь большую часть своего рабочего времени он проводил на тротуарах, разнося в круглых и квадратных картонных коробках выполненные заказы. Но сегодня Джексон шел неторопливо. Спешить было некуда. Он рассматривал витрины магазинов, наблюдал за ловкими и сноровистыми движениями полисмена-регулировщика, провожал глазами переполненный трамвай и подолгу разглядывал новые марки легковых автомашин. В одной из них увидел Блайда. Тот, в модном клетчатом костюме, сидя за рулем, важно поглядывал на поток пешеходов. Время от времени он протягивал левую руку и нажимал на резиновый шар рожка, оглашая улицу пронзительным гудком. Увидев Джексона, Блайд презрительно осмотрел скромный наряд боксера и, сделав вид, что не узнает его, медленно проехал мимо.