Госпожа Имеляйнен протянула ко мне руку; разжав ладонь, она показала серебряную монету – рубль 1758 года, на аверсе которого изображен был величественный профиль императрицы Елисаве-ты Петровны, самодержицы всея Руси. Второй раз за день встречается мне эта старинная монета, к чему бы? Среди вещей Гурия Фомина также был елисаветинский серебряный рубль…
Я вопросительно посмотрел на Христину Ивановну. Она поднесла ладонь с лежащим на ней рублем почти к самым моим глазам.
– Вот! – сказала она, слегка задыхаясь от холода. – Эта барышня, Анна Емельянова, забыла данную монету. Из одежды выпала, быть может? Я хранила ее на случай, если та вернется. Но она не пришла. Что мне делать с этой монетой?
Я пожал плечами.
– Оставьте ее себе.
– Вы не понимаете, – с досадой отвечала акушерка. – Посмотрите на эту монету…
Она настойчиво тыкала серебряным кругляком мне прямо в лицо. Я вгляделся в лицо Елисаветы Первой, и в надпись по кругу о самодержице всея Руси. И что же?
– Видите, как голова убрана у Елисавет Петровны? – с нажимом переспросила акушерка. – Видите?
Конечно, я видел: волосы зачесаны со лба назад, высоко наверх и спускаются с затылка завитыми буклями.
– Вот так была у Анны Емельяновой убрана голова. Точно так, – акушерка торжествующе заулыбалась, заметив, что я понял.
Она снова протянула мне монету, и я ее не взял. Только кивнул акушерке на прощание и медленно пошел со двора. Начинался дождь, серые косые нитки его пронизывали серый же воздух, и мое феерическое приключение в гостинице, окончившееся столь трагически, казалось таким же далеким от реальности, как какой-нибудь остров в южном океане, с пальмами и белым песком далек от этого мрачного петербургского двора. Я шел, отворачивая лицо от холодной влаги, и думал о том, что прелестная рыжеволосая распутница, соблазнившая меня в гостинице, именно так и была причесана, как императрица Елисавета на аверсе монеты. Именно так, по моде елисаветин-ских времен. Я вернулся и забрал монету.
...
Безотчетный произвол, легкомысленное лишение свободы, напрасное производство обысков, отсутствие всякой системы и раздувание дел были характерны для производства следствий чинами наружной полиции. Главная причина всего этого кроется сколько в неспособности полицейских следователей, столько и в том, что многие из них, при ничтожном содержании и ежедневно возрастающих потребностях, привыкли по необходимости смотреть на взятие под стражу, освобождение арестанта, вызов, высылку, вообще на все следствие, как на средство к своему существованию. Вот почему полицейские следователи тянут свои следствия целые годы, оправдываясь медленностью высших инстанций и рассчитывая на полную безнаказанность со стороны своего начальства. Вот почему трактир, полпивная и всякое заведение, при самомалейшей возможности притянуть их, непременно перебывают у следователя со своим хозяином, прислугою, чуть не со всею своею посудою.