Во сне Розмари видит себя на яхте в обществе убитого президента Кеннеди. Присутствуют также Джеки Кеннеди, Пэт Лоуфорд и Сара Черчилль. Розмари спрашивает Кеннеди, придет ли ее добрый друг Хатч (который старается защитить Розмари, пока ковен не расправляется с ним; именно он предупреждает Ги и Розмари, что Брэмфорд — Плохое Место); Кеннеди с улыбкой отвечает, что круиз «только для католиков». Об этом Минни не упоминала, но такой поворот подкрепляет мысль о том, что ковен на самом деле интересуется только Розмари Рейли. И вновь этот интерес кажется святотатственным: духовная связь с Христом должна быть извращена, чтобы роды прошли успешно.
Ги снимает с Розмари обручальное кольцо, символически разрывая их брак и одновременно становясь шафером наоборот; Хатч приходит с предупреждением о непогоде (а что такое Хатч, как не безопасная клетка для кроликов?).[225] Во время совокупления Ги сам становится дьяволом, и в конце сна мы снова видим Терри, но на этот раз не в качестве неудавшейся невесты Сатаны, а в качестве жертвы, открывающей церемонию.
В менее искусных руках такой сон стал бы утомительным и дидактическим, но Левин излагает его легко и стремительно, сжав все происходящее в пять абзацев.
И все же самой мощной пружиной «Ребенка Розмари» является не религиозная подтема, а тема городской паранойи. Конфликт между Розмари Рейли и Розмари Вудхауз обогащает роман, но если книга вселяет в читателя ужас — а мне кажется, вселяет, — то лишь потому, что Левин искусно играет на внутреннем ощущении паранойи.
Ужас ищет слабые места, но разве внутренняя паранойя не есть самое слабое место? Во многих отношениях «Ребенок Розмари» подобен зловещему фильму Вуди Аллена, и в этом смысле дихотомия Рейли — Вудхауз тоже оказывается полезной. Розмари, помимо того что она убежденная католичка под своей тщательно выработанной космополитической агностической внешностью, еще и девочка из маленького городка… вы можете забрать ее из деревни, но… и так далее, и так далее.
Существует высказывание — я бы с радостью назвал его автора, если бы знал, — что идеальная паранойя — это идеальная информированность. В каком-то безумном смысле история Розмари свидетельствует о такой информированности. Читатель испытывает паранойю раньше, чем она (например, Минни сознательно затягивает подачу блюд на стол, чтобы Роман успел поговорить с Ги — или чтобы Ги проболтался — в другой комнате), и с каждой страницей наша паранойя — и паранойя Розмари — все усиливается. Проснувшись наутро, она обнаруживает царапины — словно следы от когтей — по всему телу. «Не кричи, — говорит ей Ги, показывая коротко остриженные ногти. — Я их уже срезал».