А он и говорит:
– Не пить – это и будет слишком много чести. Почему же это именно сегодня вдруг не пить!
Оказались мы с Грубиным в Подпорожском районе. Блуждали ночью по заброшенной деревне. И неожиданно он провалился в колодец. Я подбежал. С ужасом заглянул вниз. Стоит мой друг по колено в грязи и закуривает.
Такова была степень его невозмутимости.
Пришел к нам Грубин с тортом. Я ему говорю:
– Зачем? Какие-то старомодные манеры. Грубин отвечает:
– В следующий раз принесу марихуану.
Зашли мы с Грубиным в ресторан. Напротив входа сидит швейцар. Мы слышим:
– Извиняюсь, молодые люди, а двери за собой не обязательно прикрывать?!
Отправились мы с Грубиным на рыбалку. Попали в грозу. Укрылись в шалаше. Грубин был в носках. Я говорю:
– Ты оставил снаружи ботинки. Они намокнут.
Грубин в ответ:
– Ничего. Я их повернул НИЦ.
Бывший филолог в нем ощущался.
У моего отца был знакомый, некий Кузанов. Каждый раз при встрече он говорил:
– Здравствуйте, Константин Сергеевич!
Подразумевал Станиславского. Иронизируя над моим отцом, скромным эстрадным режиссером. И вот папаше это надоело. Кузанов в очередной раз произнес:
– Мое почтение, Константин Сергеевич!
В ответ прозвучало:
– Привет, Адольф!
Как-то раз отец сказал мне:
– Я старый человек. Прожил долгую творческую жизнь. У меня сохранились богатейшие архивы. Я хочу завещать их тебе. Там есть уникальные материалы. Переписка с Мейерхольдом, Толубеевым, Шостаковичем.
Я спросил:
– Ты переписывался с Шостаковичем?
– Естественно, – сказал мой отец, – а как же?! У нас была творческая переписка. Мы обменивались идеями, суждениями.
– При каких обстоятельствах? – спрашиваю.
– Я как-то ставил в эвакуации, а Шостакович писал музыку. Мы обсуждали в письмах различные нюансы. Показать?
Мой отец долго рылся в шкафу. Наконец он вытащил стандартного размера папку. Достал из нее узкий белый листок. Я благоговейно прочел:
«Телеграмма. С вашими замечаниями категорически не согласен. Шостакович».
Разговор с ученым человеком:
– Существуют внеземные цивилизации?
– Существуют.
– Разумные?
– Очень даже разумные.
– Почему же они молчат? Почему контактов не устанавливают?
– Вот потому и не устанавливают, что разумные. На хрена мы им сдались?!
Летом мы снимали комнату в Пушкине. Лена утверждала, что хозяин за стеной по ночам бредит матом.
Академик Телятников задремал однажды посередине собственного выступления.
– Что ты думаешь насчет евреев?
– А что, евреи тоже люди. К там в МТС прислали одного. Все думали – еврей, а оказался пьющим человеком.
Нос моей фокстерьерши Глаши – крошечная боксерская перчатка. А сама она – березовая чурочка.