На собственных похоронах!
В роли геодезиста, установившего на одной из соседних могил теодолит. И наблюдавшего через него самым крупным планом близкие ему лица!
Он мог не выдержать, мог выйти из укрытия. И не сдать экзамен. Потеряв профессию. Но обретя близких.
Теперь бы он вышел. Туда, к матери и отцу. И остался с ними. Потому что знает, что похороны не последнее и не самое страшное испытание, которое Контора готовит своим новобранцам.
Теперь бы он сдался.
Тогда — выдержал. Навек лишившись имени, биографии, самой жизни. Став безвестным винтиком в идеально отлаженной машине внутренней разведки. Став рядовым Конторы.
Он видел слезы, стекающие по лицу своей матери. Сведенные судорогой скулы отца. Растерянно-недоуменные глаза одноклассников. Казенно-сочувствующие лица работников военкомата. Видел гроб с не его телом, опускаемый в могилу.
И так и фиксировал, для будущего отчета, — слезы матери, сведенные скулы отца, глаза одноклассников…
И так и писал. Очень подробно писал. Подсчитывая каждую слезинку. Чтобы получить пятерку. Которую получил!..
Сзади зашуршала земля. Пожилая женщина, проходя мимо, быстро перекрестилась на могилу. Спросила:
— Сын?
— Что? — не понял стоящий у памятника мужчина.
— Это ваш сын?
— Нет… То есть да. Сын. Мой сын.
Женщина еще раз перекрестилась и пошла дальше.
Двадцать лет… Двадцать лет прошло с его похорон. Двадцать лет он лежит здесь, хоть и жив. Потому что, хоть и жив, — умер. Тогда умер. Двадцать лет назад.
Хоть и жив…
Ревизор развернулся и пошел прочь.
«Зачем? За что? Почему?» — несвязно, обрывочно думал он. Почему он выбрал эту профессию, подписавшись под контрактом собственной смертью? А потом чужой смертью.
Почему не остановился? Положил на алтарь Тайны собственную мать. Отца. Друзей.
Чем профессия, чем жизнь компенсировали ему эту жертву?
Бесконечной, смертельно опасной работой под сотней чужих фамилий? Службой во имя Родины? Которая для любого нормального человека есть его дом, его родители, его друзья. А для него и ему подобных — идея, воплощенная в Устав Конторы. Это для него Родина? Или все-таки мать и отец?
Ревизор остановился.
Устав? Или родители?
Родина? Или Родина?
Если решать самому? Без оглядки на писаные и неписаные правила Конторы. Если решать, а не беспрекословно подчиняться!
Устав!
Но и родители!
Но и родители! Которых он не видел двадцать лет. Потому что не имел права видеть. И теперь, находясь от них в нескольких километрах, в сорока минутах ходьбы, не имеет права! Потому что встреча с родственниками приравнивается в Конторе к провалу. И родственники, увидевшие и узнавшие своего умершего много лет назад сына или брата, не должны передать эту опасную для Конторы информацию дальше, а должны…