Эдит рванулась вперед, но, словно собака на цепи, тут же шатнулась обратно. Она до крови прикусила губу.
– А где сказано, что это я? – в изнеможении она предприняла бесполезную попытку сопротивляться. – Там было много людей…
– Ну, хватит, – сказал Розниекс. – Вы передали кольцо парикмахерше Арии, чтобы продать поскорее. Все доказано. В ту ночь вы, убедившись, что Зиедкалнс мертва, взяли ее сумочку, чтобы мы не смогли так скоро установить ее личность, забрали деньги и кольцо с бриллиантом, и скрылись. Лесом дошли до машины, в которой вас ожидал вот этот человек.
Эдит перевела взгляд на Лубенса и обмякла, как подстреленная. В глазах Лубенса сверкнул стальной отблеск. Маска благородства исчезла.
– Встаньте, Лубенс! – холодно проговорил Розниекс.
Стабиньш был уже рядом, вместе с конвойными. Щелкнули наручники.
– Вы не могли успеть в одиночку спрятать машину в лесу и прежде всех других прибежать на место происшествия, – продолжал Розниекс, словно бы ничего не произошло. – В момент убийства за рулем был Лубенс, он оставил свои следы и возле озера. Не помогло то, что и угнали машину, и поставили ее назад вы, что и заметил Стрелниекс. Вот так, – Розниекс встал. – Свою роль вы исполнили довольно успешно, – он приблизился к Эдит. – Но все же немного перестарались. Вы не из тех матерей, что способны пожертвовать собой ради своего ребенка. Пожертвовать – в высоком смысле слова. Возвращение вам Ромуальда было лишь побочным обстоятельством, и одновременно – неплохой легендой на случай, если преступление все же будет раскрыто. В этой игре вы не туз, хотя и хотели им выглядеть. Надеялись, что вам поверят. Хотели разжалобить: как же, женщина, сожалея об ошибках молодости, решила вернуть себе ребенка и, не видя иного пути, бросилась в крайность. Ранее не судима, свою вину признала и раскаивается. Так?
Эдит зевнула.
– Жаль, – сказал Розниекс, – что такой актерский талант погиб. Вернее – использован во зло и понапрасну.
В комнате раздалось шипенье магнитофона, из которого вылуплялись слова и фразы.
«Чего вы от меня хотите? – голос директора Зале выражал недовольство. – Пора бы знать, что меня поймать на крючок или запутать в сеть никому не удавалось».
«Значит, сегодня это произойдет впервые». Эдит, услышав свой голос и вспомнив ситуацию, побледнела.
«Мы будем все же иметь эту честь», – поддержал ее хрипловатый голос Лубенса. Сейчас он, под надзором конвойного, сидел на стуле посреди комнаты и внимательно слушал запись, как если бы слышал разговор впервые.
«Прошу вас. Вот фотокопии всей вашей подпольной бухгалтерии, страница за страницей, – голос Лубенса звучал необычайно мирно, – сколько доставлено левого товара, когда, откуда, на какую сумму, сколько денег взято из кассы… А здесь сфотографированы некоторые любопытные накладные, которые, без сомнения, в ваших официальных отчетах не фигурируют…»