Джен быстро вскочила с места. При виде этого человека она вспомнила, как он ее унизил, и все, что она перечувствовала в предыдущие часы, исчезло само собой. В ее душе снова воскресла ненависть к Фернову. Зачем он явился теперь в квартиру дяди, хотя до сих пор никогда этого не делал? Он ведь знал, что встретит ее здесь. Может быть, он пришел из-за нее? В таком случае она себя покажет и ни за что не позволит ему подчинить ее своему влиянию, унизить! Довольно с нее и одного раза.
Однако все вышло не так, как предполагала Джен. Профессор продолжал стоять на пороге, блуждая взглядом по комнате и, казалось, не замечая ее.
– Простите, пожалуйста, – вежливо проговорил он, наконец, – я ищу доктора.
– Дядя в саду!
– Благодарю вас.
Профессор закрыл дверь и, пройдя через веранду, вышел на открытый балкон.
Джен вспыхнула; она ждала объяснений со стороны Фернова, а он выказал полнейшее пренебрежение к ней. Этого Джен не могла вынести и, ощутив острую боль в сердце, судорожно схватилась за спинку кресла.
Фернов не успел спуститься с лестницы, как из сада появился доктор.
– Слава Богу, наконец-то вы здесь! – воскликнул он. – Профессор, скажите на милость, что это вам вздумалось чудить? Ваш Фридрих всполошил своей ужасной вестью весь дом, – и Стефан, взяв Фернова под руку, увлек его на стеклянную веранду.
Видимо, этого меньше всего хотелось Фернову; он неохотно последовал за доктором и не сел на стул, предложенный ему хозяином дома, а лишь слегка оперся на его спинку. Не говоря ни слова, Джен повернулась и ушла с веранды. Стефан с удивлением и неудовольствием посмотрел ей вслед: он находил, что невежливость племянницы по отношению к гостю переходит все границы. Губы профессора слегка дрогнули, но он ничем не показал, что заметил ее уход.
Мисс Форест ушла недалеко; она осталась в соседней комнате и, подойдя к окну, мрачно смотрела в сад. Джен не желала находиться рядом с человеком, который осмеливался совершенно ее игнорировать. Тем не менее, она хотела слышать разговор профессора с ее дядей, и поэтому оставила дверь полуоткрытой, так что до нее доносилось каждое слово.
– Расскажите мне, пожалуйста, пообстоятельнее, как было дело, – заговорил доктор. – Я не знаю, не сошел ли с ума ваш Фридрих, так как не могу допустить, чтобы вы оказались годным для военной службы. Фридрих уверяет, что вы сами того пожелали, да я в этом и не сомневаюсь. Достаточно было одного вашего слова, даже просто молчания, чтобы вас забраковали по одному только виду, не подвергая обследованию. Зачем вы это сделали, если все было так, как рассказал нам Фридрих?