Отложил, нашарил пачку сигарет. Извел штук пять спичек, пока прикурил. Пальцы — будто чужие. Долго не мог сообразить, как извлечь патрон и сунуть обратно в магазин.
Было это — месяц назад. По духанке и в голову не приходило. А тут вот…
От мыслей отвлекает ругань у оружейных столов.
Во взводе чэпэ.
У Нади нашли патрон.
Нашли случайно — спросили сигарету и ощупали карманы. Вот так штука. Черпак Кирзач и чмошник Надя — одного поля ягоды, оказывается. С одними интересами. Хотя кто знает — может, каждый второй во взводе таков. Крыша-то едет у каждого тут.
Надю уводят на допрос в сушилку. Допрашивают оба призыва — мой и осенний. Помня о данном слове, остаюсь на пару со Свищем возиться с возвратной пружиной.
Откуда у него патрон, Надя скрывал минут десять.
Узнали, конечно.
От бойца из второй роты, земляка его. Боец работает на обслуживании тактических полей и стрельбища.
Колбаса посылает во вторую роту одного из шнурков.
Не сладко придется дружку…
Для чего ему был нужен боеприпас, Надя объяснить не смог. Самой нелепой была версия о брелке — хотел сделать себе на будущее.
До взводного доводить не стали. Отмудохали Надю крепко. Как всегда, впрочем.
Но на этом дело не кончилось.
Выпивший и злой, Укол после отбоя поднимает бойца. Надя стоит перед ним — нелепый, в растянутой майке и непомерно широких трусах. Отощал настолько, что еще немного — и играть ему в кино узника фашизма.
Укол бьет его ладонями по ушам. Надя приседает и хватается за голову.
— Встал, сука! — пинает его босой ногой в лицо Укол. — Снимай трусы, блядь, и вставай раком!
Замирают все. Такого еще не было в казарме.
Это уже беспредел.
Я помню, как у Укола стоял член во время «бритья» Нади полотенцем.
Вмешиваться или нет — не могу решить.
— Э, Укол, харэ! Ты чо делаешь?! — свешивает ноги с койки Паша Секс.
Паша здорово раскачался за последнее время. Связываться с ним осенники обычно не решаются. Но Укол вошел в раж и орет уже на всю казарму:
— Ты чо, за пидора меня держишь?! Да такого даже опускать западло! Я ему этот патрон просто в жопу засуну!
Укол разворачивается к дрожащему Наде и пробивает ему «фанеру»:
— Чушкан, снял труханы, чо не ясно?
Надя не двигается. Получает еще несколько раз ногой от Укола. Падает на койку Гунько. Тот, матерясь, сбрасывает его на пол. Вскакивает и принимается пинать бойца.
Паша вопросительно поглядывает на меня.
Пожимаю плечами. Или Надя сумеет доказать, что он человек, или…
Всхлипывая, боец поднимается и стягивает трусы до колен.
Секс сплевывает на пол, встает с койки, зажимает в зубах сигарету и демонстративно уходит.