На удивление знакомая фраза… Точно так причитал весной помдеж, когда из окна выкинули казарменную «крысу» Чернику.
Колбаса о чем-то переговаривается с дежурным по роте.
Стоим минут двадцать. Разглядываем стенд с инструкциями и узоры линолиума под ногами Все, о чем думаю — будет ли пиздец лично мне и не сильно ли я чморил Надю. Вспоминаю недавний с ним разговор в сортире. Особо плохого, вроде, ему не делал. В том, что Надя сдаст всех, кто над ним издевался — не сомневаюсь.
Больше всех нервничают осенники. Из наших — Кица и Гитлер.
Вася Свищ стоит с непроницаемым лицом, разглядывая потолок.
— Ты подковки-то доделал? — спрашиваю его, пытаюсь отвлечься от неприятных мыслей.
Вася поворачивает голову и мрачно усмехается.
— Ось будут тоби пидковкы… Нэ потрибно було бийцив чипаты…
Вот и отвлекся…
— Вася, причем тут я? Хуль ты пиздишь… Бендеровец, бля… Я его вообще не трогал…
Гитлер, стоящий позади меня, тут же вскипает:
— А ты теперь самый чистый, типа того? Типа, не при делах? А кто его на «рукоходе» отпиздел, а?
— Да уж чья б мычала, Гитлер… Он как ноги свои покажет — тут тебе и пизда.
— Последний раз кажу — я не Гитлер тебе!
Встревает Колбаса:
— Э, тихо там!
Гитлер что-то еще бормочет под нос, но затихает.
Теперь я уверен и в том, что и наш призыв закладывать друг друга будет по-полной.
Все же удачно тогда я поговорил с Надей. Может, и не сдаст меня. Хотя — сдаст, конечно же. Бля, если дойдет до следствия и «дизеля»…
Сейчас бы поссать и покурить. Обдумать все. На «дизель» из-за чмо… Хоть самому сваливай.
— Вася, ты куда патрон тот дел? — шепотом спрашиваю Свища.
Ефрейтор молчит.
— Слышь, Василий… Дело-то верное… — мгновенно просекает тему Паша Секс.
Строй оживляется. Появился шанс «перевести стрелку» на самого бойца. Хищение боеприпасов — тут ему самому отмазываться придется. Нас взъебут за «неуставняк» и что не доложили — но основное на Надю ляжет.
Судьба такая у него. Лучше бы он повесился, что ли…
Свищ стоит каменной глыбой и даже ухом не ведет. Его призыв лишь матерится вполголоса. Но если Вася уперся — не сдвинуть.
Приходит злой и невыспавшийся ротный связистов Парахин. Сразу за ним — наш Воронцов.
Ворон тяжело дышит, супит косматые брови и нехорошо скалится.
— Ну вот вам всем и пиздец. Домой — года через два. А то и три, — сипло говорит взводный.
Взгляд его останавливается на непроспавшемся еще Уколе.
— Та-ак, бля…
Дальнейшее происходит быстро.
Укола до утра запирают в оружейке.
Ротный «мандавох» быстро раскалывает дневальных — те сообщают, что Надя и другие два бойца вышли из казармы в три часа. Сейчас десять минут пятого. Далеко не ушли, значит.