– Повезло! – проговорил Емсиль, отбрасывая в сторону окровавленную тряпку. – Наконечник в ребра уткнулся. Одно сломал, но пошел вскользь. Как такое быть может?
– Дык очень даже запросто, – пояснил сержант. – Легкий он, а копье тупое оказалось. Знать бы мне, дык, кто его зацепил, то-то накостылял бы раздолбаю…
– Это не из нашей роты! – испуганно воскликнул Емсиль. – Мы когда подоспели, одни латники на ногах оставались…
– Да ладно! – усмехнулся Дыкал. – Оно мне надо? Дык, если бы заточенное копье было, старого друга не встретил бы.
Ингальт слушал их, втягивая воздух сквозь стиснутые зубы. Пекло очень уж сильно.
– Чистотел. – Емсиль, должно быть, заметил его страдания. – Его тут как грязи. Прям по обочинам растет… Ты уж извини, осколок ребра я выкинул. А остальное, думаю, заживет…
– Как на коте заживет! – подтвердил Дыкал. – Я его знаю, дык…
Сок чистотела, выжатый прямо на рану, свернул кровь. Емсиль подумал и решил не шить края – и так незнакомый селянин натерпелся достаточно. Подумаешь, шрам на боку останется. Во-первых, на боку, а не на щеке, а во-вторых, мужчину шрамы украшают. Поэтому барнец просто сдвинул вспоротую копьем кожу так, чтобы края сошлись, и принялся бинтовать по всем правилам медицинской науки – «хвостик» на левое плечо, потом полосу вокруг грудной клетки, стягивая потуже, чтобы закрепить сломанное ребро, еще и еще одну, а оставшийся «хвостик» – через правое плечо за спину и там связать с «левым».
– Гляжу я, дык, и диву даюсь. Кто тебя учил?
– Да никто, – честно ответил Емсиль. – Трактаты смотрел. Там картинок много. За лекарем полковым смотрел… – Парень вздохнул и решился сказать то, что рвалось с языка уже давно. – Мне бы в помощники к нему, а? Убивать людей не хочу, а вот лечить – пожалуйста.
Сержант насупился, открыл рот, чтобы объяснить глупому желторотику, где он будет нужнее товарищам – в родной роте или в полковом обозе, но запнулся от неожиданности, глаза его округлились. С одной стороны к ним подходили его благородие капитан т’Жозмо дель Куэта с лейтенантом, прихрамывающим не от раны, а от надувшейся на подошве водянки, а потому злым, как бруха,[10] а с другой – капитан наемников левша-кондотьер, которого сопровождали сразу трое, надо полагать, тоже лейтенанты. Дыкал легонько пнул Емсиля. Вдвоем они вытянулись в струнку, развернув плечи и выпятив подбородки.
Солнце, прятавшееся с утра за облака, к полудню припекало все сильнее.
Кулак шагал молча, отмахивая правой рукой, как на плацу.
Старый Почечуй кряхтел, с трудом подстраиваясь под скорый шаг командира. Пустельга злилась и напоказ смотрела в сторону. Кондотьер отбрил ее довольно жестко. В тех краях, где Кир родился, считалось верхом неприличия попрекать детьми нерожавшую женщину. Хотя, с другой стороны, несмотря на месяц совместного путешествия, что он знает о Кулаке, Пустельге, Мудреце, Белом? Почти столько же, сколько в достопамятном мансионе