- Да здесь, в этой стране, кровь всегда текла непомерно и жутко, Саша, о чем ты говоришь, - развел руками Лева.
- Лева, отстаньте, - Саша неожиданно перешел на "вы", - "всегда текла", а бабы рожали и рожали, и народу ни разу меньше не становилось. Аккурат на всю страну хватало. - Саша сам удивился, откуда, из какого закоулка детства вылетело это нелепое "аккурат". - И вот теперь вдруг перестало хватать.
- Потому что рожать надоело! - всплеснул руками Лева. - Сколько можно кормить эту ненасытную "русскую идею" своими детьми!
- Только они и думают о русской идее, когда рожать не хотят.
- Саша, не злись, - улыбнулся Лева.
Саша не ответил. Он действительно злился. Сам не зная отчего. От того, что влез в этот спор.
В этот вечер они больше не разговаривали, по крайней мере, об "идеях", но на следующее утро, зацепившись за какую-то новость, из радиоточки прозвучавшую, начали разговор заново, фактически сначала.
Лева острил.
Он говорил, что Россия "теоретически - лошадь, а практически не везет", о том, что "там, где в России начинается совесть, - сразу вступает в силу история болезни", и еще много подобного.
- Нет, ты скажи, есть у вас идеология? - не унимался он. - Или вы просто валяете дурака, используя убогий словарный запас всего этого отребья красно-коричневого? - взывал Лева, немного смягчая улыбкой резкость своих слов.
- Во-первых, они не отребье, Лева, - без улыбки отвечал Саша. - Во-вторых… а во-вторых, никаких идеологий давно нет… В наше время идеологичны… инстинкты! Моторика! Интеллектуальное менторство устарело, исчезло безвозвратно.
- А как же твои красно-коричневые?
- Ни почва, ни честь, ни победа, ни справедливость - ничто из перечисленного не нуждается в идеологии, Лева! Любовь не нуждается в идеологии. Все, что есть в мире насущного, - все это не требует доказательств и обоснований. Сейчас насущно одно - передел страны, передел мира - в нашу пользу, потому что мы лучше. Для того чтобы творить мир, нужна власть - вот и все. Те, с кем мне славно брать, делить и приумножать власть, - мои братья. Мне выпало счастье знать людей, с которыми не западло умереть. Я мог бы прожить всю жизнь и не встретить их. А я встретил. И на этом все заканчивается.
- Но это анархизм какой-то, - сказал Лева, кажется, вполне довольный ответом Саши.
- Лева, мне просто не хочется тебя обижать, - Саша, до сих пор смотревший в потолок - так ему было легче думать и говорить, повернулся-таки к собеседнику. - Не хочется, но я скажу. Это не анархизм. Это - предельная ясность. Мне, Лева, предельно ясно, что мы - красно-коричневая партия. Мало того, Лева, вот тот "новый-хорошо-забытый-старый" народ, который ты наделил столькими прекрасными качествами, и трудолюбивый-де он, и добрый, он тоже самый что ни на есть "красно-коричневый". Ты его себе придумал, его нет. Он сам себе выбрал эту судьбу, и она ему, наверное, нравится.