Дверка открылась, и появился дедушка, маленький, со спутавшимися белыми волосами, с лицом готового заплакать ребенка.
"Прямо лесовичок какой-то, - подумал Саша. - Наверное, отец хозяйки, - мужик-то, открывший нам, больно здоров для сына такого дедка", - подумал еще.
- Давно делегации у нас не было, - сказал дедушка. - Бывалочь, каждую неделю по три раза приходили, начиная с ноября и до мая. Не то перехоронили всех стариков? Не к кому ехать теперь?
Саша догадался уже, что усадившие свои машины в снега и грязи путники - не редкость были в этом доме.
Дедушка постоял немного и покряхтел на улицу. Было слышно, как он долго выискивал себе фуфайку, шептал что-то, ругался незлобно.
- А где здесь туалет? - спросила Верочка негромко.
- Вон, иди, дедушка тебя проводит, - раскрыл, наконец, рот Веня. Впрочем, он обладал способностью любую дурь сказать необидно, вот и сейчас даже Верочка улыбнулась.
- Нет, серьезно, Саш?
- Серьезно, Вер. Во дворике. Пойдешь? Верочка отрицательно покрутила головой.
Они вкушали малиновое варенье из одной ложки, по очереди. Веня пристроил ноги на батарею, мурчал довольно. Верочка его примеру последовала, о Сашу спинкой оперевшись и ножки перекинув через потертые подлокотнички дивана, примостив ступни между изгибами батареи.
Отогревались понемногу.
Заскрипела уличная дверь, Верочка встрепенулась, захотела сменить слишком уж легкомысленное свое положение, но Саша остановил ее:
- Сиди, сиди, это дедушка. Ему все равно, как ты сидишь.
- Только что-то много вас, - сказал дед, входя, и таким тоном, словно и не выходил никуда. - А? Милки? Не к могилкам добираетесь, а как бежите куда. Я все жду, когда вы все побежите в деревню, всем народом городским: близится срок-то. Не горит там ничего пока, в городе? Скоро загорится.
Он присел на стул в уголке, почти возле двери, смотрел на всех то ли веселыми, то ли готовыми заплакать глазами - не поймешь даже, тем более лампочка еле светила.
- Бог-то уже совсем к нам свесился, в лицо заглядыват, а мы все никак его не разглядим. Бывалочь, когда в деревне согрешит кто, Бог долго думал, годы и годы, наказать аль нет. А то и на деток грешника откладывал наказание. До самой смерти грешника ждал, что тот исправится. Вот как было: пока вера была человечьей породе. Теперь сразу себя выказыват Господь: как бывалочь отец ложкой бил сопливым пострелам за столом, когда наперед старшего лезли в чугунок за картошкой, так и он. Господь нетерпеливый стал: знать, устал от нас. Раз знак подаст, поставит вешку, два, на третий раз оглоблей по хребту, напополам ломает… Приметили это, милки? - старичок обвел собравшихся взглядом. - Не было у вас вешок по пути?