Но осенью 1942-го и дедушке пришлось отправиться на фронт. Вскоре он попал в плен. И в плену пробыл всю войну. Рассказывал об этом неохотно. Любил только вспоминать, как в плену погадал ему ведун и предсказал, что жить деду до восьмидесяти лет.
- Люди умирали беспрестанно, каждый день, по нескольку человек, - говорил дед. - Спали рядом, чтоб теплее, все в ряд. Все разом переворачивались с бока на бок, несколько раз за ночь. Иной раз поворачиваешься, а рядом сосед уже околел, холодный лежит… Мне нагадали, а я не поверил: никто не верил, что день еще прожить удастся - а мне говорят: "восемьдесят лет". Но дожил. Лишка уже хватил.
Когда умер Сашин отец, деду было восемьдесят четыре.
Дед на поминках еще раз рассказал эту историю, и добавил:
- Надо было в восемьдесят помирать. Сыны живы были. Счастливым бы помер. А сейчас, Санькя, и не пойму, к чему жил - ничего нет, никого не нажил, как нежил.
Бабушка говорила: в плену дед выжил оттого, что не курил. Немцы выдавали пленным табак и хлеб. Дед менял свой табак на хлеб у других пленных. За так не отдавал.
Саша думал иногда: винить ему деда за это или не винить? Не было бы Саши на белом свете, не получай дед лишний кусок хлеба за табак. Как винить за это? Хочешь винить, езжай в ту неволю, выживи там три года, табак отдавая за так, когда другие меняют, вернешься живой - и тогда вини. Когда дед вернулся из плена, он весил сорок семь килограммов - а в деде роста метр восемьдесят три.
Еще дед рассказывал: когда их освободили (союзники - американцы), вышло так, что к своим он и несколько его товарищей отправились пешком. Шли по освобожденному германскому селению, нашли бочку с белым медом. Пять человек их было - и все, кроме деда, кинулись мед есть, руками, прямо из бочки. Дед предупредил своих доходяг, что не надо бы есть - не послушались. Наелись, и почти сразу же начало их рвать, крутить и корежить. Так и умерли все, неподалеку от бочки с белым медом.
Порой Саша ясно видел эту бочку, наполненную белым и густым. И как в мед влезают грязные, с длинными ногтями, пальцы, дрожащие. И рты беззубые, поросшие грязным волосом, хватают мед. И мед гортань корябает. А дед сидит поодаль, ссутулившись и отвернувшись. Может быть, спутники деда смеялись даже, были оживлены несколько минут. Но вскоре один сел резко или упал сразу, и глаза от боли растаращились…
И пошел дед один.
Исключили его из коммунистов за то, что в плену был. Вернулся он в деревню, к жене своей. За несколько послевоенных лет наплодили они трех сыновей.
Вот они, сыновья - на другой карточке. Сашин отец - Вася - стоит между бабушкой и дедушкой, белоголовый, или, как здесь в деревне говорят - аляной, - это значит, что волос светлый, как лен, выгоревший на солнце. Дедушка держит на руках среднего сынка, бабушка - малого сыночка. Дедушка - сухощавый, высокий, уработавшийся, строгий. Бабушка - темнолицая, худощекая, сама на себя не похожая. Тяжело давалось детей поднимать.