– Дойдем до Оларёва, там будет им отдых. Полный, вдосталь…
– Далече это будет?
– Близко, тут рядом. Надо поднимать и двигаться.
– А с песнями можно? – спросил Охрименко. – С песней легче идти.
– До песен ли им?
– Ничего, запоют. Заставлю.
Спецпереселенцы, начиная с передних рядов, постепенно поднялись, построились. Охрименко сказал последнему в ряду:
– Передайте по цепи: шагать десять верст. И пусть там, впереду, запевают старую козацкую!..
Пронеслось по цепи распоряжение Охрименки, и через две-три минуты послышались голоса запевал, поддержанные всей этой многоликой оравой.
Ой, на гори та жницы жнуть,
Ой, на гори та жницы жнуть,
А по пид горою
Яром-долиною
Козаки идуть…
Голоса крепли, усиливались. Самые понурые и те примкнули, стремясь показать, что и они не упали духом, что вынесут невзгоды, воспрянут на новом месте, трудом и хитростью пробьются к нормальной крестьянской жизни.
Всё громче и резче разносились по занесенным снегом полям вологодчины слова никогда не звучавшей здесь песни.
Гей, долиною,
Гей, широкою,
Ко-о-озаки идуть!
По переду Дорошенко,
По переду Дорошенко,
Пид ним коник чёрный,
Чёрный вороной…
Охрименко спрыгнул с саней. Загорелся страстью встать в ряды своих и тоже подхватить.
– Гражданин начальник. Не стерпелось. Держите вожжи. Пешочком подойду. Эх, как здорово поют наши. Да, мы там обживёмся, концерты станем давать. Музыкантов-трубачей заведем. Не место унынию. К чёрту!..
Его басовито грудной голос звучно примкнул к голосам спецпереселенцев.
По середине пан хорунжий,
По середине пан хорунжий,
Веде свое вийско —
Вийско запорожско
Сильно-о-ое дуже!..
«Черти, и в самом деле здорово поют!» – подумал Судаков. А песня лилась в таком темпе, с такими переливами голосов – то в медлительной раскачке, то с нажимом и присвистом, что казалось, будто вольная казачья конница едёт по ковыльной степи после успешного завершения боевой операции.
Замерла песня, и был слышен только скрип снега под ногами и полозьями саней тянувшегося обоза. Но вдруг позади колонны, за обозом, послышалось унылое, похожее на похоронный вой пение киргизов. Судаков не понимал этой песни, но ему казалось, что не в походе годится такое петь, а сидя на войлочной подстилке перед юртой. Была ли допета до конца песня, он так и не слышал: шум, говор и, наконец, громкий смех спецпереселенцев заглушил её.
Впереди в вечерних сумерках мелькнули огоньки небольшого придорожного села Оларёва. Здесь первый ночлег.
«Квартирмейстер» Сашка Быков успел слетать в Оларёво и, выехав навстречу колонне, доложил Судакову:
– Ночлег обеспечен. Тесно будет, зато тепло спать. В школе, маслодельном заводе, да ещё есть общественный амбар-магазея. Можно бы и в церковь, но ключи утеряны…