– Вам рано судить, товарищ, вы вчера приехали, ночь проспали и хотите резонно разговаривать. Да и вообще в таких делах опыт требуется, а не с бухты-барахты. Кстати, кем и где вы работаете в Вологде?..
– Меня командировал окружком. Вольно вам думать, что я молодой зелёный студент и пороха не придумаю…
– Однако не знаю, как видят ваши глаза, а слух у вас неплохой, – отшутился Довбилов, вспомнив, как сегодня утром заходил к соседке и в присутствии Ефимки, заглядывая в портфель приезжего, высказал эти самые слова. Ему стало даже немножко неловко. Поведение его было явно не профессорским. Стало быть, в насмешку его величает так приехавший из города. Стало быть, надо ухо держать востро: следить за своими действиями…
– Вопрос с Проташей и его мельницей отрегулируем, мельницу отберём. А как это сделать – подумаем… – сказал Довбилов и вышел от секретаря, распуская на ходу кисею дыма от закуренной папиросы.
Не спеша, с оглядкой, он направился к водяной мельнице. Одет он был далеко не по-профессорски: простецкий костюм, распахнутая синяя сатиновая косоворотка, хромовые поношенные сапоги и выцветшая шляпа. «В нем есть что-то от тургеневского нигилиста», – подумал Судаков, глядя в окно вслед Довбилову.
НЕ АХТИ КАКОЙ мудрец мельник Проташа. Но хитрости у него достаточно. Не ахти какой грамотей Проташа, но, испытав в первые годы революции все напасти, без словаря знает, своим хребтом изучил, что такое контрибуция, реквизиция, конфискация… Выправился житьишком своим в годы нэпа. Мельницу восстановил, один постав прибавил. Толчею при ней оборудовал. Дело пошло гладко. Можно было бы торговлишкой заняться. Но вдруг газеты заговорили о наступлении на кулака и появились новые слова – индустриализация и коллективизация. Казалось бы, прямо Проташи это и не касалось. Но чем чёрт не шутит. Смекнул Проташа: не до торговли тут, надо сжиматься. Были у него два дома в деревне. Стояли поодаль один от другого. Оба крашеные: один голубой – летний, другой желтый – зимний.
– Гляди, Проташа, – намекнул ему как-то Довбилов, – один домик могут у тебя национализировать для общественных нужд, под сельсовет или под школьный интернат. Два дома – это роскошь считается.
Что же делать? Сломать? Безрассудно. Продать? Где теперь найдешь богатого покупателя?.. И надумал Проташа один дом к другому, не ломая и не перестраивая, подкатить и поставить впритык, под одну крышу. Собрал плотников-мастеров дотошных, и на бревнах-кругляшах за неделю дом был сдвинут с фундамента и приставлен к другому. Так и стояли в тот год разноцветные «близнецы», один окнами на мельницу, другой – на лесное задворье, но теперь один дом – двор ко двору, под одной крышей. Не придерёшься. Авось бог милует, национализация не коснётся. Но как быть дальше? По ночам не спал Проташа, думал, что делать, если будет угрожать ему выселение?.. «Плотину сорвать, воду спустить, мельницу сжечь… – приходило в голову. – А что дальше? Расстреляют, а семью на Печору? Нет, не то лезет в голову…»