Всё выше, всё выше и выше
Стремим мы полёт наших птиц…
Короче говоря, теперь Сергей Владимирович Ильюшин – авиаконструктор, изобретатель, и его самолеты реют над нашей страной. Вот тебе и бывший молоковоз!..
– Это редкости и исключения, – задумчиво проговорил Кораблёв.
– Как знать, изведай самого себя, допускай поступки тебе свойственные и благородные, действуй, где надо не спеша, а где и стремительно, но всегда осмотрительно. Развивай себя в одном основном, присущем тебе направлении, однако не чурайся, не бойся и общего развития, без чего не мыслится культурный человек. – Судаков говорил долго и поучительно.
– Ему казалось, что Кораблев слушает и воспринимает его советы. Возможно, это было и так. Возможно, и без этих нравоучений Ваське было о чём подумать. Раньше он никогда заранее не обдумывал своих поступков, а жил одним днём, сегодняшним, и действовал как-то наудачу: сегодня – так, а завтра – иначе. Эту сторону его характера знал Судаков ещё в Череповецком техникуме, когда Кораблёв, получая от отца месячное пособие, без оглядки расходовал его в три-четыре дня, а потом учился, питаясь хлебной коркой и запивая сырой водой.
Итак, они подходили к Коробову, к деревне, находившейся тогда по административному делению где-то в углу, на стыке трех округов – Вологодского, Ярославского и Тверского. День приближался к концу. Воздух свежел, и пахло зрелостью плодов земных. От стогов и скирд ложились длинные тени. Солнце искрилось, уходя за безоблачный горизонт, и обещало назавтра погожий, выгодный для крестьянина день.
В КОРОБОВО Кораблёв не захотел появляться ночью, чтобы не тревожить в эту пору отца. Он уговорил Судакова остаться ночевать в деревне Питиримке.
– А мне не всё ли равно. Раз ты боишься домой придти ночью, значит, так надо. В летнюю пору каждый кустик ночевать пустит.
Ночевали в избе, у одной заботливой и гостеприимной вдовы, знавшей Ваську и его отца. Наутро осталось вышагать им немного.
Кораблёв чем ближе подходил к деревне, тем мрачнее становился. Как-то его отец примет?
– Давай, Ванюшка, посидим. Коробово близко. Это наши поля… Суслоны ржи ещё не заскирдованы, прямо с полосы молотят. Вон та, с часовней, наша деревня. Большая – полста домов.
Они сели на бугорок, разломили краюшку хлеба, распотрошили две воблы, с ближней полосы нарвали перезрелого гороха. Позавтракали. И, охваченные ленцой, пригретые солнцем, растянулись на лужайке и несколько минут лежали, бездумно глядя в бирюзовое небо.
– Ваня, а Вань, слышь, как здорово в ольшанике дрозд «дрозда даёт», а это вот птичка такая, коноплянка, у нас водится, – она подпевает. Жаль соловьи закончили свои концерты. У нас соловьи не редкость.